Учителя и М-ученики (Русь эзотерическая)
Шрифт:
– Здравствуйте! – сказал один из них. Это был Виктор.– К вам можно?
– Привет! – ответил Николай. – Присаживайтесь, места всем хватит.
Василь скинул рюкзак неподалёку от костра, под деревом, а Виктор оставил сумку на плече. Оба присели на лавочку, но чувствовали себя пока неуютно.
«С чего бы беседу начать?– размышлял Виктор. – Спросить, что ли, куда здесь нынче все группы подевались? Или, что ещё лучше, вы наши, мол, или отдыхающие? Тогда, быть может, спросить ещё, к примеру, как пройти на Шамбалу? Будет весело, если эти совсем и не эзотерики».
– Да вы чаек-то будете? – удивляясь их скованности, спросил Николай. – Вот кружки. Вот сахарок. Или
– Как вода в речке? – спросил Виктор, – Холодная?
– Как всегда. Здесь теплой не бывает, – ответил Николай.
Подошел Витёк. Поздоровавшись, стал развешивать над костром мелкую рыбешку.
– Чтобы прокоптилась. Мой сегодняшний улов,– пояснил он.
Время шло как-то медленно, заторможено, будто замедленную съемку включили.
– А вы не видели здесь… Гм, – решился, наконец, Виктор. – Ну, ещё людей. Много… С палатками.
– А-а! Этих-то? Эзотериков? Как же, видал, – отозвался Витёк. – Когда в поселок ходил – наткнулся. Самые первые дня три назад появились. Но это – не здесь, это ниже по течению, километрах в двадцати отсюда. Здесь теперь не собираются. Здесь их Никола распугал, что ли… В радиусе пяти километров – точно никого больше нет. Только вот я ещё остался. Да ребята из Кропоткина: сейчас они ушли уже куда-то.
– Раньше группы эзотериков именно в этих местах и стояли. Только, чуть левее надо было свернуть от развилки на дороге – и попали бы на прежнее место. Но в этом году решили стать на Ромашковой, так поляну одну прозвали, очень большую. Вблизи поселка, совсем в другой стороне.
– Это ты, действительно, их всех распугал? – спросил Виктор.– Как удалось?
– Очень просто. Мы ведь – чо-о-рные! – нараспев произнес Николай, протяжно растягивая "о". – Видишь, тут даже перец сушёный висит. Грибки. Травы тоже сушатся.
– Ладно… Пойду я сперва окунусь, – сказал Василь и направился к реке.
– Хорошее дело! Только – здесь не сильно впечатляет. Мелковато. А вот чуть выше по течению – замечательная лагунка есть. Пойдем, покажу, – предложил, поднимаясь, Николай.
Пока Василь с Николаем купались в лагуне, Виктор и Витек успели сварить суп и кашу, натаскать дров.
– Надо бы и мне вашу лагуну разведать,– прикинул Виктор. – А после – и на дольмен ближайший сходить.
– А вообще, ты – как? С нами останешься – или на ту поляну двинешь, где все? – спросил Витёк.
– Пока не знаю ещё… Быть может, остановлюсь где-нибудь посередине.
– Чтоб ни вашим, ни нашим?
– Нет, чтобы одинаково близко идти было.
– А ты сам – чем занимаешься? Агни-йогой там, или Магнитами? – спросил Витёк.
– Да меня, знаешь ли, как-то отовсюду повышибало,– ответил Виктор. – Ну, есть в нашем городе агни-йоги… Походил я к ним, послушал. Посидел несколько раз на их сходках. Смотрю – информация одна и та же прокручивается, всё по второму кругу пошло. В общем, плюнул я на это дело. Ещё у нас есть один местный светила, он ведёт свою группу. Мол, без пяти минут святой – как про него говорят: мяса, там, не ест, водки-пива не пьет. А вообще – ничего мужик. Умный. Только… Я у него однажды спрашиваю, так, невзначай: что, мол, будет, если взять пружину, да всё сжимать её, сжимать … Ведь она, рано или поздно – ка-ак разожмётся! Так, мол, и с разного рода запретами, если сознание не готово. И – вообще, мол, хорошо тому, кто уже нагулялся вволю и дров уже поналомал. Тогда – видать, пора и о душе подумать. А как быть молодым и здоровым? Им – тоже закручивать все гайки? А что, если пружина потом возьмет – и ка-ак разожмется, и в результате получим полный загул! В общем, поговорили… Обиделся он сильно на меня.
– А у меня бывал, значит, здесь случай, – решил ответно поделиться Витёк. – Был тут в прошлом году один типуля… Он с мамой на Поляну ездит, она его в Магниты и втянула. А он, значит, без водки – совсем пропадает. Выпить ему хочется – хоть умри. Ему-то, однако, вообще-то пить совсем нельзя, потом поясню, почему. А я тогда не знал, какой он, когда выпьет. Он не рассказывал. Уломал он, в общем, меня, долго упрашивал, рубашку на груди рвал, придумай, мол, как достать, у тебя контакт есть с местными. А эзотерики, мол, не застукают, придет в лагерь уже трезвый, как стеклышко. Ну и, пошли мы с ним в поселок. А я как раз незадолго до того на грибное место натыкался. Грибов насобирали по дороге – жуть как много. Я до того было хотел эти грибы насобирать и одной местной бабе на продукты сменять, а тут человек просит, трубы у него горят… Местные, кстати говоря, редко кто в лес ходят почему-то. Я часто, значит, им грибы, ягоды притаскиваю. В общем, сменяли грибы наши на самогон. Ну, и напился же он тогда! Жуть! – Витёк вздохнул. – Я его потом с пыльной дороги сошкрябал, значит, да до лагеря эзотериков пёр на себе. А он всю дорогу соскальзывал, падал и матом ругался. Пёр я его, пёр… Сил, значит, совсем не осталось, но не бросать же парня посреди дороги. Да и жалко его стало…
В общем, стянул я с него весь негатив. На себя: иначе не умею. И чувствую: дерьма во мне теперь сидит – горы. Потом три дня оклематься не мог, всё в себя приходил. Ещё и грустно было до смерти: такая тоска взяла, что хоть ложись да помирай. А ещё и выворачивало наизнанку… А, что тут долго рассказывать – дерьмо оно дерьмо и есть. В общем, полегчало ему резко. Начал песни орать, стихи свои читать – он ещё и поэт, оказывается! В обнимку припёрлись в лагерь: он меня теперь не отпускал никак. Повис у меня на плечах, рукой за нос вцепился… Душу мне всё изливал, плакался. Стал под конец блаженный-блаженный, хоть икону пиши… Меня тогда из их лагеря изгнали с позором. Мол, сбил с пути человека, пьяница! Я, так сказать, не понял: пил-то кто? Он, получилось, без пяти минут святой, а я – совратитель, значит. Запрет наложили, чтобы я в их лагерь носу не казал. Можно подумать – я его с толку сбил, а его – хоть сбивай, хоть не сбивай – всё одно, – закончил Витек и шумно вздохнул.
Думая свою собственную думу и глядя в костер, Виктор продолжил гнуть свою тему:
– Ещё я к другому местному светиле ходил… Там, у себя в городе. Он всех на канал сажать любит. Уши, мол, зажмите, глаза закройте, и так и ходите подольше. Сутками – желательно. Ну, у людей и начинается… Иногда психушка забирает. Особенно, если народ, так сказать, предрасположенный попался. Одна женщина, например, сильно уверовала в свою святость, и было с чего: с Иисусом Христом общалась каждый вечер перед сном. Ну, и общалась бы себе потихонечку, так нет, она же проповедовать пошла…
Но, в общем, этот второй светила – ничего себе мужик, оригинальный. И что-то действительно видит, во что-то врубается, что-то с ним происходит. Но только я и тут молчать не стал. Подхожу к нему как-то и спрашиваю: "Да, вот ты им всем говоришь, что они проводят великую космическую работу на нехилом уровне – и прочее. И они все верят. Это хорошо, убедительно, продвигает, так сказать, к духовным подвигам зовет… Но сам-то ты как думаешь: если ты сейчас попросишь Бога во-он тот холм с землей сровнять, так что будет? И что, ты думаешь, этот олух царя небесного отвечает? "Конечно, – говорит, – если я попрошу, он это сделает, ведь у меня – личная связь с Богом!" И с тех пор и он стал смотреть на меня косо. Не знаю, в общем, что с людьми делается… Такое впечатление, что он даже самого себя убедил в своей святости. Только вот – зачем? Ладно, других… Чтобы, так сказать, устремлялись. А там – авось, что и выйдет путное. Но себя-то – зачем?