Удар! Ещё удар!..
Шрифт:
Настал черед незнакомца.
Он несколько раз подпрыгнул на месте и стал поочередно вскидывать вверх то правую, то левую ногу, задирая их к самой голове. Мы с любопытством следили за ним.
Закончив разминку, парень подошел к планке, которая висела в воздухе на уровне его лба, молча поднял ее еще на три сантиметра, аккуратно отсчитал одиннадцать шагов и провел босой ногой черту на земле. Он встал на черту, опустил голову на грудь, сосредоточиваясь перед прыжком, потом вдруг выпрямился и рванулся вперед.
Парень стремительно взмыл в воздух, поравнялся с планкой, на миг замер — казалось, прыгун не дотянется, не перейдет планку, — но он сделал еще одно движение, словно отталкиваясь от самого воздуха, и распластался над перекладиной. Мгновение висел над рейкой и мягко приземлился в яме с песком.
Мы чуть не ахнули: не ожидали от него такой прыти.
Даже Генька покрутил головой от восхищения, а мальчишки прямо глаз не сводили с парня. Мы окружили его, расспрашивали, кто он и откуда. Оказалось, Генька не наврал: парень действительно пскович. Приехал вместе с дедом: тот будет работать на стадионе, а парень поступает в Технологический. Правда, Генька, как всегда, немного преувеличил: ни деда, ни парня никто не «выписывал», приехали они сами.
— Чего тут у вас стряслося? — услышали мы встревоженный голос сторожа. Очевидно, его привлек шум.
— Ничего, дедушка, не случилось, — успокоил старика Борис. — Ну и внук у вас! Отличный прыгун! Метр шестьдесят пять взял…
— Как? — нахмурился старик. — Метр шестьдесят пять?
Он грозно посмотрел на внука, а тот виновато развел руками, пытаясь что-то объяснить.
Но дед не слушал. Подошел к планке, кряхтя, встал на цыпочки и сам поднял ее еще на четыре сантиметра.
— Прыгай! — сурово скомандовал старик.
Мы замерли. Сто шестьдесят девять! Неужели возьмет?!
Парень снова отмерил одиннадцать шагов, снова наклонил голову, сосредоточиваясь, и помчался к планке. Тело его ловко перекатилось через перекладину.
— Здорово! — в один голос крикнули мы.
— Вот теперь результат соответствует, — улыбаясь, сказал старик, взял лопату и ушел вместе с внуком.
Через несколько минут мы увидели: парень в одних трусиках лежит на трибуне, читает книгу и что-то аккуратно выписывает в толстую тетрадь с клеенчатым переплетом.
Мы перешли в сектор для метаний. Борис сбегал к старику, принес три диска и три длинных полированных копья с веревочными обмотками.
— А старец, честное слово, неплохой, — радостно сообщает Борис. — Сидит в каморке, сетку латает…
Мы стали по очереди метать копье. Я не люблю этого дела. С виду все просто, а метнуть по-настоящему здорово тяжело. Требуется техника, да еще какая!
Я разбежался и пустил копье. Оно полетело, вихляя в воздухе, и воткнулось в землю неподалеку от меня.
— Скрестный шаг [7] вялый, — тотчас услышал я скрипучий старческий голос. — Разморился на жаре-то, милай…
Я обернулся. Дед, стоя за моей спиной, неодобрительно покачивал головой.
— А вы, дедушка, откуда знаете о скрестном шаге? — удивился я.
— Старики, милай, многое знают… — неопределенно ответил сторож и ушел.
— Ишь академик, — гмыкнул Генька. — Но, между прочим, все-таки непонятно — откуда этому божьему одуванчику известны всякие скрестные шаги и группировки?
7
Скрестный шаг — последний, стремительный шаг перед броском копья. Ноги при этом перекрещиваются.
Мы переглянулись. В самом деле, странно.
С каждым днем мы все больше убеждались в разносторонних познаниях нашего нового сторожа. То он высказывал футболистам свое мнение о системе «трех защитников» и ее преимуществах по отношению к игре «пять в линию», то, щурясь, следил за бегунами и вдруг заявлял, что у одного слабое дыхание, а у другого не отработан старт. И, что самое поразительное, замечания старика всегда были очень точными и попадали, как говорится, не в бровь, а в глаз.
Не раз приставали мы к нему с вопросом: откуда он так разбирается в спорте? Дед или отмалчивался, усмехаясь в усы, или отделывался прибаутками: «Чем старее, тем умнее», «Старый ворон даром не каркнет».
Однако вскоре все выяснилось.
Однажды старик заявил Геньке, бросавшему копье, что тот слишком высоко задирает наконечник.
— А ты, дед, хоть раз в жизни метал копье? Это тебе не рюхи палкой вышибать… — ехидно возразил Генька.
Обычно спокойный, старик вдруг рассердился.
— Не рюхи, мил человек, а городки, — строго поправил он. — Пора знать-то! Игра, между прочим, очень прекрасная. Приехал бы на мой стадион, — узрел бы классных городошников…
— Это на какой такой «твой» стадион? — удивился Генька. — В деревне, что ли?
— В райцентре, — сказал старик. — У нас, милай, такой стадион, что ой-ой! Гаревая дорожка получше вашей. И спортсмены — к примеру, прыгуны — не чета тебе… У нас, коли любопытствуешь, сам Ручкин был…
Ручкин? Мы все насторожились. Чемпион СССР?
— Понятно, — усмехнулся Генька. — Видимо, Ручкин у вас там на даче отдыхал…
— Ничего тебе, мил человек, не понятно. На даче отдыхал! Ручкин на нашем стадионе прыгал и, между прочим, планку не сбивал, как некоторые, хотя стояло тогда два метра восемь сантиметров.
Старик сердито отдувался, и усы его грозно топорщились. Мы незаметно оттерли Геньку на задний план и стали осторожно расспрашивать деда.
— У нас в районном центре стадион что надо, — говорил старик, глубоко затягиваясь своим ядовитым самосадом. — Я там шесть лет стадионом заведовал.
— Заведовал? — переспросил Борис и тотчас покраснел.
— Сторожем был, — негромко пояснил внук.
Мы не заметили, как он подошел.
— Ясно, сторожем, — рассердился дед. — Не директором же?!