Удар молнии

Стил Даниэла

— Может быть, тебе, — честно ответила Алекс.

— Да. Может быть. И что дальше? Единственное, что нам остается, — это попробовать удержаться вместе. Научись жить с тем, с чем ты теперь вынуждена жить, тогда и я, может быть, буду относиться к тебе с нежностью и любовью. Но я не собираюсь всю оставшуюся жизнь сидеть рядом с тобой и сокрушаться — мы от этого оба очумеем, только и всего.

— Так что же ты мне в итоге хочешь сказать?

— Я хочу сказать, чтобы ты перестала себя жалеть и постаралась забыть то, что с тобой произошло.

Его слова, безусловно,

не были лишены разумного зерна, но отчасти он все равно оставался совершенно бесчувственным к тому, что она испытывала.

— Понимаешь, я не хочу постоянно помнить о том, что у тебя рак. Я просто не могу, — подытожил Сэм.

Это было честно — честнее некуда.

— Что значит «постоянно»? — Алекс смотрела на него с недоумением. — Это произошло только вчера, и с тех пор я видела тебя дважды, каждый раз — в течение часа. Так что я не могу сказать, что мы потратили на мою проблему много времени.

— А я не могу сказать, что здесь уместно слово «мы». Понимаешь, это именно ты должна справиться с тем, что произошло, и научиться с этим жить.

— Спасибо за помощь.

— Я не могу помочь тебе, Алекс. Только ты можешь себе помочь.

— Я это запомню.

— Мне очень жаль, что ты на меня так злишься, — сказал Сэм с убийственным спокойствием, которое взбесило ее еще больше.

— Мне тоже очень жаль.

Несколько минут они молчали, а потом Сэм встал, не смотря Алекс в глаза:

— Наверное, я пойду. Дома Аннабел ждет. Уже поздно, а я пообещал ей прийти к обеду.

Алекс чувствовала, что он ускользает из ее рук, и это привело ее в ужас. Все, что она ему сказала, никак не могло вызвать его сочувствия, но и от него она не услышала того, что хотела услышать. Алекс была обижена на своего мужа за то, что его не было рядом с ней. Он отсутствовал, когда она очнулась после операции, когда доктор сказал ей, что у нее рак и что ей удалили грудь; и сегодня его целый день не было. Сэм жил своей жизнью — Саймон, клиенты, рестораны, сделки и важные дела. Ей казалось, что он совсем не понимает, что она чувствует, какой силы внутренняя дрожь сотрясает все ее существо, как ей страшно, какая неуверенность в себе и в его любви охватила ее неожиданно для нее самой. Ему легко было говорить, что совершенно не важно, сколько у тебя грудей — одна или две. Но для Алекс это было очень важно. Она придавала огромное значение тому, привлекательна ли она в глазах своего мужа, любит ли он ее по-прежнему. А Сэм не сказал ей ни единого слова, которое убедило бы ее в том, что он будет любить ее, что бы ни произошло. Он как бы откладывал свое решение на тот момент, когда он увидит, как выглядит ее изуродованное тело. После его ухода Алекс все еще была в ярости.

Кроме того, он, как и вчера, поцеловал ее в лоб, а не в губы — как будто он боялся прикоснуться к ней.

Этим вечером она снова долго и молча плакала.

О™ Даже не стала гулять по коридору или звонить Аннабел или Сэму. Ей хотелось одного — побыть одной. Алекс сидела спиной к двери, когда услышала, что кто-то вошел, но не повернулась — она была уверена, что это сиделка.

Внезапно на ее плечо легла чья-то рука, и на какое-то сумасшедшее мгновение она подумала, что это Сэм. Но, подняв заплаканные глаза, она встретилась взглядом с Элизабет Хэзкомб.

— Вы пришли ко мне? — спросила пораженная Алекс.

— Да, — объяснила посетительница, — но до сегодняшнего вечера я не знала, что это вы…

Лиз понимала, что вторгается в жизнь Алекс, но не могла не чувствовать, как остро ее начальница сейчас нуждается в чьей-то помощи.

— Два раза в неделю я прихожу сюда, потому что я член группы поддержки женщин, перенесших операцию по удалению груди, — продолжала Лиз. — Ваше имя стояло в списке — А. Паркер… Я не могла в это поверить. Я попросилась к вам, чтобы удостовериться, вы ли это. Я надеюсь, что вы простите меня, Алекс. — С этими словами Лиз по-матерински обняла ее, и слезы снова появились на глазах Алекс. — Милая моя… мне так жаль…

Алекс не могла даже вымолвить ни слова — она просто безмолвно рыдала в объятиях своей секретарши. Держать это в себе она уже была не в состоянии — слишком много страхов, опасений и разочарований навалилось на нее в последнее время.

— Я знаю… я знаю… поплачьте, и вам станет лучше, — успокаивающе говорила Лиз.

— Мне уже никогда не станет лучше, — жалобно вымолвила Алекс, глядя на нее сквозь слезы, и Лиз улыбнулась:

— Вы ошибаетесь. В это сейчас трудно поверить, но вы поправитесь. Все мы через это прошли.

— И вы тоже? — Алекс была удивлена, она не знала, что и Лиз пережила этот кошмар.

— У меня удалены обе груди, — сказала Лиз. — Это было много лет назад. Я ношу протезы. Но сейчас можно сделать великолепную пластическую операцию. В вашем возрасте это вполне стоит усилий и денег. Но, конечно, еще рано, — ласково добавила она.

Лиз вела себя так мудро и заботливо, что Алекс почувствовала большое облегчение.

— Мне предстоит химиотерапия, — сквозь новый приступ рыданий проговорила она.

Лиз держала ее за руку, благодаря судьбу за то, что та привела ее к Алекс в палату. Она и не подозревала, через что придется пройти ее начальнице, хотя давно почувствовала, что что-то в ее жизни разладилось.

— Я прошла курс химии. И гормональной терапии тоже.

Это было семнадцать лет назад, и теперь я совершенно оправилась. У вас тоже будет все в порядке, если вы будете доверять врачам. У вас замечательный доктор.

Помолчав, Лиз посмотрела на Алекс более пристально. Та была в плохой форме, и это было слишком заметно.

, . — А как Сэм все это воспринял?

— Сначала он даже не хотел признавать, что со мной что-то случилось, и все время говорил мне, что врачи ничего не найдут. А теперь он обозлен из-за того, что у меня плохое настроение. Он считает, что я делаю из мухи слона, что удаление груди — это пустяковое дело, но в то же время говорит, что ему это может надоесть и что он не знает, что он будет чувствовать, когда увидит мое тело.

— Он напуган, Алекс. Ему тоже очень непросто. Конечно, для вас это плохое утешение, но многие мужья просто не могут свыкнуться с мыслью, что у их жен рак.