Удар молнии
Шрифт:
Трое кавказцев неумолимо надвигались на маленький уютный столик, заставленный тарелками с недоеденными закусками и бокалами с недопитым вином. Следом за ними поспешала костлявая бабка с косой, предвкушая обильный урожай мертвяков. Кто-то снова включил магнитофон. На этот раз уже не скрип муэдзина — что-то тяжелое. Похоже на Удо Диркшнайдера. Грохочет так громко, как только возможно. Закладывает уши. Все ясно — надо заглушить звуки выстрелов.
Обе девушки-«манекенщицы» синхронно снялись со своих мест и поспешили отойти в сторону от обреченного столика.
«Лаврентий Палыч» оторвался от косяка и сделал пару шагов в глубину зала. Кий у него в руке словно очнулся от спячки и описал несколько вертикальных кругов.
Я положил
«Сутенер» взял графин с, соком и начал наполнять высокий бокал.
Джон-Али-Мухамед опустил руку под стол и достал «Ингрем», переделанный для бесшумной стрельбы. «Ингрем», который я уже видел в деле. «Ингрем», из-за которого «арабу» сегодня пришлось щеголять в страшной бесформенной куртке.
Интересно, поминки по невинно убиенным кавказцам будут справлять в этом же зале?
Из их глоток вырвался дружный вопль, когда они поняли, что противник вооружен. Но, надо отдать им должное, не наложили от страха в штаны. Немедленно, с автоматизмом, присущим обстрелянным воинам, каждый из троих начал движение в сторону. Рассыпаться, занять какие-никакие боевые позиции. Три пистолета взметнулись вверх, нацеливаясь на невзрачного обладателя «Ин-грема», но пострелять им было не суждено. Автомат молча выплюнул длинную очередь.
Пули впились в грудные клетки и, пробив их насквозь, вылетели наружу, значительно потеряв в скорости и убойной силе, но зато прихватив с собой кровавые сгустки плоти и заблудшие души горцев, неосторожно возомнивших себя вершителями человеческих судеб. Еще три безжизненных тела заняли свои места на паркете. Старуха с косой радостно потирала ладошки.
«Араб» ловко выпрыгнул из-за стола. Одна из «манекенщиц» достала из сумочки маленький пистолет, очень похожий на американский «Си-кемп», и деловито отправилась проверять трупы. Я не сомневался в том, что если потребуется контрольный выстрел, она произведет его, не задумываясь. Ведь эта девочка — профи. Ведь это — ее работа. Но наблюдать за тем, как она ее выполняет, у меня не было никакого желания. И я перевел взгляд на тот конец зала, где десять минут назад пировала шумная кавказская кодла. Туда, где остались еще два невредимых бандита и «Лаврентий Палыч Берия» в круглых старомодных очках. Как раз за мгновение до того, как услышал три пистолетных хлопка. И увидел, как пули отбросили назад тело лысого мужчины с бильярдным кием в руке. Но мужчина сумел устоять на ногах, только согнулся, пережидая, когда отпустит боль от чувствительного удара, полученного через бронежилет. Но вот кий пришел в движение и, моментально набрав убойную скорость, размашисто описал вокруг «фантома» несколько идеальных по форме восьмерок. Словно скопировал форму его очков. Кий разрезал воздух настолько стремительно, что если бы не оглушительный грохот рок-музыки, было бы слышно, как он гудит, вращаясь вертолетным пропеллером. Гудит, словно лист писчей бумаги, закрепленный в аэродинамической трубе.
— Не убивай волосатого!!! — шквалом пронесся по ресторану отчаянный крик. Можно было позавидовать голосовым связкам Джона. Он ухитрился переорать даже Удо Диркшнайдера, визжавшего из мощных колонок. — Это Хаджи!!! Не убивай волосатого!!!
Двое оставшихся в строю бандитов — те, которых я вначале принял за русских, один стриженный почти налысо, второй с длинными волосами, стянутыми в хвост на затылке, — синхронно обернулись на этот пронзительный вопль. Обладатель хвоста направил пистолет на «араба», который заменял магазин в своем «Ингреме» и на секунду отвлекся, но все же в последний момент успел качнуть тело в сторону. Две пули взвизгнули в считанных сантиметрах от его уха и увязли в стене. А буквально через мгновение пропеллер «Лаврентия Палыча» дотянулся до еще дымившегося пороховыми газами пистолета. До руки, которая держала этот пистолет. Сошедший с ума бильярдный кий лишь коснулся ее, задел мимоходом и, даже не сбившись с ритма, продолжил свое вращение. Пистолет, блеснув вороненой сталью, отлетел в сторону, наткнулся на стену и затерялся в бескрайних просторах обеденного зала. Кисть правой руки приобрела форму головоломки, которую не смог бы решить ни один самый опытный хирург-ортопед. А Хаджи, не издав ни единого звука, опустился на колени и замер.
— Минус шесть, — пробормотал я себе под нос. — Остался еще один…
Бритоголовый бандит отступил на пару шагов и уперся спиной в панель стены. Он оказался зажатым в углу. Бежать было некуда! Всем своим видом он олицетворял обреченность, страх, безысходность. Но не смирение. Пистолет Макарова был направлен на блестящую лысину психа с кием в руке, который, словно танк, пер напролом, ничуть не заботясь о том, что сейчас останется без мозгов. Без своей бледно-розовой лысины. Без окуляров…
Выстрел!
Каким-то чудом лысый за долю мгновения до этого чуть отклонился в сторону.
Еще выстрел! Милю…
«Фантом» «качал маятник»! Чисто автоматически он делал то, что многоопытные инструкторы напрочь вбили в его подсознание в процессе многочисленных изнурительных тренировок. Не каждому, как ни трудись, как ни старайся, удается в совершенстве овладетьэтим искусством. Но «Лаврентий Палыч» в нем преуспел. И попасть в него сейчас можно было только случайно.
Выстрел! Мимо, дерьмо!!!
А до гудящего бильярдного пропеллера оставалось уже меньше метра. Где этот лысый, черт побери?!
Выстрел! Уже в никуда. В пустоту. Только затем, чтобы спустить курок последний раз в жизни. Салют самому себе!
Кий, словно ужасный полинезийский мэр, обрушился вниз, и голова раскололась, как грецкий орех, обнажив серую кашицу уже не обремененного никакими мирскими заботами мозга. Часть его, перемешавшись с кровью, забрызгала ореховую панель. Часть оставалась пока в черепной коробке, чтобы потом, когда хозяин — медленно-Медленно — сползет по стене на пол, вывалиться наружу.
Выстрел!
На этот раз в спину. Из чего-то более мощного, чем ПМ. Но бронежилет и на этот раз выдержал. Разве что только не удалось устоять на ногах, но это сейчас и не важно. Лысый «фантом» упал на пол и, превозмогая сильную боль в пояснице, откатился в сторону — туда, где продолжал стоять на коленях Хаджи, — прикрылся им, как щитом, и, уже изначально зная, откуда стреляли, попытался разглядеть и самого стрелка. Но все вокруг расплывалось. Все было затянуто полупрозрачной пленкой. «Лаврентий Палыч» коснулся пальцами переносицы. Точно, очки пропали. Слетели, несчастные, когда его в спину ударила пуля. Валяются где-нибудь на полу. Только бы не разбились! Только не раздавил бы ихкто в боевом пылу! Запасных с собой нет. А без очков он ничто…
«Араб» вскинул «Ингрем» и полоснул очередью в сторону кухни — на звук выстрела. Самого стрелка он не видел. Никто не видел…
…Только я.
Невзрачный педераст-официантик с доисторическим револьвером в руке отступил за дверь, ведущую на кухню, и скрылся из поля зрения, но выдержал там лишь пару секунд, высунул наружу любопытный носик. Он был хитреньким официантиком. У него даже достало ума встать на карачки, и его узкая рожа обозначилась в дверном проеме на уровне полуметра от пола. «Ингрем» молчал. С того места, где находился, Джон не мог видеть этого партизана. Мешал угол буфетной стойки, установленной вплотную ко входу на кухню.