Шрифт:
Когда-нибудь это должно было случиться. В конце концов, космос — это продолжение Земли, и люди там летают вполне земные, как бы они ни старались изображать из себя существ не от мира сего. Но почему опять мы? Почему, если уж суждено было случиться в космосе первому убийству, то убитый непременно должен был оказаться евреем? Я, конечно, понимаю, что ценность человеческой жизни не зависит от того, к какой национальности принадлежал убитый, но таково уж свойство еврейского характера — если публикуются списки Нобелевских лауреатов, в первую очередь подсчитывать число евреев, а если в США выбрали нового президента, прежде всего интересоваться, не еврей ли он. Хочется, чтобы нас было больше, чтобы мы были лучше прочих, хотя, как известно,
Космонавты погибали, конечно, и до Михаэля Дранкера. После трагедии «Салюта» полвека назад, был «Челленджер», и была разгерметизация «Мира-2», и был взрыв баллонов на «Альфе» в две тысячи шестом… Но это подводила техника. А чтобы так, ударом по голове… Наш, израильский, космонавт на международной орбитальной станции… Ужасно.
Мой сосед Роман Бутлер, комиссар отдела убийств тель-авивской полиции, о карьере космонавта никогда не думал. Вернувшись домой после того расследования, он недели две ходил, покачиваясь, как моряк, сошедший на берег после долгого плавания, а на мои расспросы отвечал так, будто я веду с ним переговоры из ЦУПа:
— Я понял. Нет, не могу. Только после суда. Сеанс окончен.
Суд состоялся вчера, приговор был вынесен, и Роман сам позвонил мне вечером и попросил разрешения придти на чашку кофе. Получил он и кофе, и пирожные, и рюмку итальянского ликера. Интерес у меня был шкурный — услышать подробности расследования.
— Историк, — сказал Роман, — должен, по идее, хорошо разбираться в психологии масс. Психология личности — это несколько иная профессия, я прав, Песах?
— В принципе, да, — сказал я с сомнением. — Ты хочешь сказать, что, поскольку я историк, то нюансов этой трагедии могу не ощутить?
— Нет… Я просто хочу, чтобы ты представил себя на моем месте в тот день шестого июля. Сижу я в своем кабинете в Управлении полиции, и вдруг звонит мне сам министр Башмет и приказывает взяться за расследование…
В первую секунду Бутлер понял только, что убили какое-то важное лицо. Слушая министра, он одновременно набирал на пульте соседнего видеофона номер своего эксперта, с которым обычно выезжал на происшествия. Из чего следует, что фамилия убитого ему сначала ровно ничего не сказала.
— Убит Дранкер ударом по голове, — продолжал министр полиции. — Тело обнаружил экипаж-сменщик всего полчаса назад, официального заявления еще не было. По идее, господин Бутлер, проблема еще и в том, какое государство должно взять на себя расследование, поскольку станция «Бета» официально является международной территорией Еврокосмоса… Бедняга Михаэль, он ведь только месяц назад женился, я был на его свадьбе…
И только тогда Роман понял, наконец, о чем толкует министр.
— Через час спецрейс вылетает с базы в Явне, вертолет за тобой послан. Есть вопросы?
— Только один, — сказал Бутлер. — Мои полномочия?
— Проведение полного расследования с использованием всех наличных технических средств. С тобой полетит Джордан Мюррей из американского отряда астронавтов. У него юридическое образование…
— Ты понимаешь мое состояние? — продолжал свой рассказ Роман. — Два часа, что я летел на «Стархуке» в Гвинею, на международный космодром, я думал о том, что либо мой министр чего-то не понял, либо я круглый дурак. Ведь я сам слышал и видел, как еще неделю назад экипаж, с которым прилетел на «Бету» Дранкер, вернулся на Землю. А следующий экипаж стартовал вчера, и все это видели в прямом эфире, и сегодня утром они действительно должны были состыковаться… Но ведь целую неделю Дранкер был на станции один, и если его не убили новоприбывшие, ударив Михаэля по голове неосторожно открытым люком, то совершить убийство было просто некому!
Мне и на космодроме не дали раздумывать и спрашивать —
Смена, в составе которой израильский космонавт Михаэль Дранкер работал три с половиной месяца, включала стандартный набор профессий: был здесь астрофизик Леон Крущевский (Польша), космобиолог Шарль Надар (Франция), физхимик Дуглас Мартин (Соединенные Штаты) и бортинженер Муса Аль-Харади (Палестина). Дранкер в этой компании был единственным профессиональным пилотом орбитальных объектов и потому, когда работы на борту были успешно выполнены, четверо его спутников вернулись на Землю, а Михаэль остался на «Бете» — дожидаться следующей смены. Он прожил в одиночестве неделю, проводя профилактические работы и дважды корректируя орбиту. Последний сеанс связи с базой Дранкер провел вечером, вскоре после старта корабля сменщиков. Узнав, что грузопассажирский «Паром-3» вышел на орбиту, Дранкер попросил, чтобы его не беспокоили до утра — хочет хорошенько выспаться перед встречей.
В назначенное время Дранкер на связь не вышел. С Земли включили будильник — попросту говоря, сирену на пульте управления «Беты», способную разбудить даже спящего медведя. Дранкер не ответил. Телекамеры на станции показывали пустоту в лабораторных отсеках — ясно было, что Михаэль еще не выполз из своей каюты. Приближалось время стыковки, а станция молчала. Экипажу пришлось ориентировать аппараты в нештатном режиме, и хорошо, что обошлось без происшествий. Стыковались, открыли люки на полчаса раньше, чем предписывалось программой полета — молчание Дранкера перешло все разумные границы.
Тело обнаружил Виктор Чубаров (Россия) — бортинженер из сменного экипажа. Дранкера не было в его каюте, он не спал и, по-видимому, даже не ложился. Чубаров нашел космонавта под панелью кристаллизатора — затылок Михаэля был рассечен, кровь запеклась в волосах. По лаборатории летали мелкие кровяные капли, которые нельзя было увидеть с Земли через телемонитор.
В условиях невесомости Дранкер непременно должен был выплыть на осевую линию лаборатории после многократных отталкиваний от стенок. Но этого не произошло — из-за того, что рукав комбинезона зацепился за педаль ножного управления кристаллизатором. Эта случайность и послужила причиной того, что тело не было обнаружено с Земли во время утреннего телеобзора.
Всем прибывшим на станцию было ясно, что нанести себе удар по затылку Дранкер не мог. Никаких предметов, способных случайно нанести удар, в помещении не оказалось. Макс Фарбер (Германия), руководитель нового экипажа и сменщик Дранкера, немедленно проинформировал Землю и получил инструкцию: ни к чему на борту не прикасаться, вернуться на «Паром», люки задраить, отстыковаться и в свободном полете ждать прибытия экспертов-криминалистов.
— Летели мы к «Бете» шесть часов, — сказал мне Бутлер. — Представляешь, высота всего триста двадцать километров, но пока выйдешь на параллельную орбиту, пока уравняешь векторы движения… Я в этом ничего не понимаю, летели мы пассажирами, шесть часов полета дали мне и Мюррею возможность обсудить детали и поговорить по телесвязи со сменным экипажем, все еще болтавшимся на своем «Пароме» около «Беты». У меня сложилось впечатление, что космонавты были в шоке, о чем я и сообщил на базу. Мнение Мюррея с впадало с моим: этот экипаж на станцию допускать нельзя, пусть возвращаются, тем более, что, пока мы будем производить дознание, на станции не должно быть посторонних. И нужно подготовить связь с каждым из членов предыдущего экипажа. Земля с нами согласилась, и потому, когда мы приблизились к «Бете», «Парома» поблизости уже не было.