Удар током
Шрифт:
Старший лейтенант растерялся:
– И это обсудим. Когда были осуждены и по какой статье?
Петрушевский рассказал и потупился. Не хотелось распространяться о своём не самом лучшем периоде жизни. Соболев встал:
– Подождите немного, я быстро.
В кабинете Серебрякова передал исписанные Петрушевским листы и расписку. Рассказал о щекотливой ситуации с будущим сроком.
– И что тебя смущает, по зонам столько распихано проштрафившихся "источников" и ничего, работают на оперчасть, сокращают себе срок, в нашем случае будем разбираться. Когда это случится?
– В семьдесят восьмом.
– Ну, когда ещё будет! Через десять лет я уже на пенсию уйду, если доживу. Ты в своей лаборатории построишь машину времени и отправишь парня в его будущее. Шучу, посмотрим, как оно всё сложится. К ОЛИБу будешь подтягивать?
– А надо? Дело у нас серьёзное, он не физик, зачем?
– Обследовать своего "попаданца", мозг или чего там у вас медицина проверяет? Я в ваши дела не лезу, тебе видней.
– Нашим, в лаборатории, до поры не нужно его знать. Лучше "в поле" пусть вертится, да и нагрузки особой-то нет. Что ему делать, искать попаданцев, да быть на виду у нас, пополнять информацию по будущему страны. Не шпионов же выявлять?
Соболев вернулся к откровенно скучавшему Петрушевскому.
– Дмитрий, я вас отпускаю. Всё по идёт прежнему, ничего в вашей повседневной жизни не изменилось. Но! Болтать о будущем и вести антисоветскую пропаганду запрещено! Вот мой рабочий и домашний телефон. Звоните в особых случаях. Если залетите в милицию, требуйте дежурного опера и пусть свяжется со мной. Надеюсь, у вас казусов не будет. По работе: если наткнётесь на странных граждан, на ваш взгляд, звоните. Я подчёркиваю - на ваш взгляд. По отдельным нелепостям и не состыковкам в людских поступках, вы можете оказаться полезней чем наши сотрудники. Всякое может быть. И ещё, о вашем отбывании наказания - чему быть, тому не миновать, но десять лет у нас ещё в запасе имеется.
Соболев дружески улыбнулся и крепко пожал руку новому информатору с особым статусом.
2. Наши дни - центр изучения проблем природы времени
Утром следующего дня Соболевский сам заглянул к подопечному. Дмитрий Сергеевич валялся на кровати и пялился в экран монитора; "говорящие головы" задорно вещали про обстрелы Донбасса, войне в Сирии, терактах в Европе, некстати выпавшем снеге в Западной Сибири и прочих "бодрых" новостях. Взгляд бездумно скользил по бегающим и дёргающимся фигуркам спецкоров, озвучивающих на полном "голосовом форсаже" свои репортажи. Петрушевский был далеко и не сразу среагировал на появление куратора из прошлого.
– О чём задумались, больной?
– От воспоминаний голова трещит, Виктор Сергеевич. Что-то тут не так, словно две одинаковые биографии накладываются, а что-то не срастается. Всего конечно не упомнишь, но узловые моменты разнятся по восприятию, поступкам, последствиям.
Соболевский подхватил стул, приставил к постели и грузно приземлился.
– Ну-ка, ну-ка, излагай свои проблемы, ведь я как раз по этому поводу зашёл поговорить, да лежи ты, успеешь набегаться.
– Значит так: всё что было до моего возвращения из будущего вопросов не вызывает, но дальше словно скорректировали поступки. С одной стороны перед глазами жизнь по страницам автобиографии, словно писал очень близкий человек с моих слов, с другой - моя восстановленная память в реальности последующих лет, но уже сохранёнными знаниями. Как так может быть, словно проживали два человека, в одном теле. Бред! На вскидку разнятся выступления нашей группы "Феникс", драка в школе, которой не было в романе, откуда встреча с Путиным, бухалово по поводу и без, курил - это да. Завод какой-то смазанный, словно со стороны, путяга, люди вокруг, служба под Лидой, музыкальное училище, класс ударных, ведь не было этого. Завод, институт, одни вопросы. Но главное, что я тебе сейчас скажу: я вёл записи в общую тетрадь. Зелёную такую, за сорок четыре копейки, помнишь, продавались в каждом канцелярском магазине.
Соболевский вскинулся, сверкнул глазами:
– И где же эта тетрадь, летописец ты наш?!
– А я помню? Точно записывал несколько лет, сперва подробно, потом, ради экономии места отмечался фрагментально, узловыми событиями. Не знаю! Куда-то сунул перед подсадкой, не повезёшь ведь в зону подобные откровения: "господа-товарищи, я из будущего"! Каждый день шмон, объясняй потом куму, что я писатель, а текст - всего лишь дневниковые записи фрагментов будущего фантастического романа.
– Да как ты мог вообще?! Ведь была договорённость: язык на замке, а ты такой компромат держал, молодец, ничего не скажешь! Подставлялся ежедневно!
– Ну, держал! Я - особенный, вольности должны с рук сходить, не всё вас, комитетчиков, слушать. Я словно подопытный кролик и тогда был и сейчас. Виктор Сергеевич, с тобой как на духу, а ты мне предъявлять. Да пошёл ты!
В глазах Петрушевского плескался гнев, вызванный страхом и неопределённостью. Но Соболев уже сам завёлся и жёстко осадил приятеля:
– Давай без истерик! Что в той стране, что в этой: ты обязан подчиняться законам социума. Государство, это система, ты её винтик, пусть и не такой как все. Повторяю, обязан служить родине, как бы пафосно не звучало, помогать науке и спецслужбам. За тобой ухаживают, врачи бегают, память вот вернули, а ты тут капризничаешь: кролик он подопытный! Ты, Дима, капризный, избалованный и амбициозный гость из будущего, сколько я с тобой возился и разруливал твои "подвиги", забыл?
– Я на Литейный не сам пришёл, ты меня чуть ли не за шкирку притащил и выбора не оставил. Жил словно под домашним арестом, а что я натворил-то?! Это не вина, а промысел Божий или ещё какой. Вернул память, спасибо! Но попрекать зачем, чай не пацан, давно уже седьмой десяток разменял. Тебе самому поди уже за семьдесят.
– Семьдесят два года, уважаемый "гость из будущего". Давай не будем собачится. Почитал твои воспоминания, пишешь интересно, вроде знаю о тебе почти всё, а вот разволновался. Записей о наших отношениях ровно никаких, как и упоминания о будущем. Другими словами, у меня складывается впечатление, что ты альтернативного бытия и не знал. Все нестыковки в биографии "двух Петрушевских" надо систематизировать и что-то решать. Хочу тебя использовать в опытах нашего центра, не возражаешь. Или обиду затаил?