Удар током
Шрифт:
Мой спортивный рост на ринге оказался под угрозой. Сперва, на тренировке, мне здорово засветили в правый глаз и надо такому случится на следующий день драка во время выступления "Феникса" в одной из школ. Старшеклассники решили, что энергично клею их девчонок. Мне сделали замечание, я отмахнулся, мол отвалите со своими тёлками, своих хватает. Хлопцы обиделись и сдёрнули меня со сцены. Кому-то я успел сунуть пару-тройку плюшек, но взяли количеством: долго месили меня и подоспевших на помощь музыкантов. Выступление было сорвано, а я получил дубль в пострадавший глаз. Это уже серьёзно. Окулист ограничил нагрузки, а на занятия боксом и вовсе наложил категорический запрет. Вердикт доктора прост и красноречив:
– Хочешь
Я связался с тренером и объяснил ситуацию. Илья Матвеевич сокрушённо вздохнул:
– Ты не первый разгильдяй, с которым приходится прощаться. Я понимаю защищал бы девушку или дал отпор бандитам, но связываться со шпаной во время выступления глупо и неловко. Отболтался как-нибудь, извинился да забыл.
Дальше следовали пафосные тезисы о чести советского спортсмена, правилах, навязанных сызмальства: не использовать навыки во вред! В заключении тренер выразил надежду, что этот случай не повлияет на приятельские отношения в сфере музыкальных интересов. И не повлиял, мы отлично ладили с Матвеевичем, даже когда стало ясно, что я повесил перчатки на гвоздь. В итоге, три года занятий принесли помимо боксёрских навыков и общего физического развития, хорошего товарища.
К великому сожалению, помню, как встретил Никанорова после армии в совершенно опустившемся состоянии. Он виновато мямлил, что тренировать бросил, мол "так получилось". Без объяснений было ясно, что здоровый мужик катится в пучину беспробудного пьянства. Мне он больше не звонил. Позже узнал, что тренер устроился грузчиком, там вредная привычка усугубилась и его попёрли с работы, где к пьянству привыкли, но не до такой же степени, когда здоровый мужик валился кулем или лезет с кулаками. Да, такие случаи с известными спортсменами, теряющими точку опоры и катящимися по наклонной, имеют место. Эх, Илья, меня корил, а сам...
Дома пока всё хорошо, череда смертей наступит не скоро, стараюсь об этом не думать. Мама вернулась из экспедиции. Сильно расстроилась моим ученическим зигзагам, но что-то исправить было поздно. Я уже работал на заводе, принёс первую увесистую зарплату, занимался тогда ещё спортом и выступал в ансамбле. Другими словами при деле, а не с уличными гопниками в подворотне, дующий пузырь бормотухи из горла. А потом я совершил подвиг! И вот как это произошло.
На улице Комсомола движение транспорта вялое, всегда много машин, да и трамваи сильно тормозят. В тысячный раз переходил улицу, абсолютно не думая о машинах, но в этот раз что-то пошло не так, я был уже на середине пешеходного перехода, когда почувствовал опасность, а потом и увидел, как на меня и гражданина, опередившего меня на пол корпуса, летит грузовик. Хорошая реакция не подвела, я схватил попутчика и отбросил его назад на противоположную полосу от сумасшедшей машины. И правильно, что назад: ГАЗ-51 изменил траекторию, выскочил на поребрик и наискосок врезался в стену дома. Раздались крики, у меня отпечаталась в памяти тёплая волна от двигателя и грохот бешено вращающихся колес. Ещё миг и мужчина оказался бы под колёсами. Я помог подняться, перепачканному в грязи спасённому. Молодой, старше меня лет на пять, хорошо одетый человек, интеллигентной внешности. Он растерянно благодарил и машинально отряхивал брюки и пальто. Кто-то передал ему отлетевший от моего толчка портфель. Со стороны Финляндского вокзала бежали любопытные. Я спохватился и решительно двинул прочь, мне эта история не понравилась. Лучше незаметно исчезнуть, не ждать ГАИ, протоколов и прочей чехарды.
На следующий день прочитал в газете "Смена", как неизвестный спас пешехода чуть не попавшего под колеса грузовика. Корреспондент рассказал, что "в кабине с водителем случился приступ эпилепсии. Стопа от судороги вдавила педаль акселератора в пол. К счастью никто не погиб, трое пострадавших доставлены в хирургическое отделение Военно-медицинской академии, находящейся в ста метрах от происшествия. Неизвестного пытаются установить". Вот так, дорогой читатель, герои среди нас!
Учиться в путяге мне нравилось. Коллектив сплошь мужской - пацаны после восьмилетки, только мы с Юркой Потнягиным стояли особняком: два переростка, я - без пяти минут со средним, у Юрки аттестат имелся, но из-за болезни поступил на год позже. Рассказывали, что раньше в училище женского полу было в избытке. Но постепенно мужская профессия стала доминировать и вымыла из мастерских и учебных классов отвлекающий фактор. Нам платили стипендию, нас одевало и кормило государство. В будущей жизни я не раз вспоминал эту очень выигрышную примету социализма: страна готовила кадры, а не составляла списки на отчисления злостных неплательщиков за учёбу. Денег никто не отменял, но никогда зарплата не ставилась на первое место: был план, соцсоревнование, ну и что? Токарь высокой кларификации зарабатывал за двести рублей, плюс премии, тринадцатая получка и касса взаимопомощи - гарантированная выплата в особых ситуациях. В СССР работала система социальных лифтов. Кто это понимал и не бил баклуши, хорошо жил по меркам времени. Вот такой мой простой манифест из будущего прошлому.
Всё-таки вовремя оставил бокс, физически просто не успевал: учёба плюс "Феникс", да и другие дела-делишки, о которых как-нибудь расскажу подробней.
4. ОЛИБ - плагиатор
В лабораторию заглянула секретарша Дооса:
– Виктор Сергеевич, вас по городскому спрашивают.
– Спасибо, Марина, сейчас подойду.
Не хотелось отрываться от очередного важного опыта. На подложке копошился очередной подопытный таракан. Ладно, Соболев нажал кнопку активации, бросил на ходу: "Коля, проследи" и вышел из лаборатории. С тех пор, как Доос добился в штатном расписании должности секретаря, предбанник в кабинет заведующего преобразился: стол с телефонами, печатная машинка, уютная настольная лампа, буфетик с чайной посудой, конфетами и печеньем, да неуловимый запах хороших духов милой и привлекательной Мариночки.
– Алло! Здравствуйте, Дмитрий. Хорошо, давайте встретимся, на выходе главного входа Финляндского вокзала. А там пешочком до Литейного. Через час, договорились.
В лаборатории Соболева ждал сюрприз. Коля Чистяков с порога огорошил:
– Виктор Сергеевич, наш таракан исчез, видать соскучился по братишке, что летом отправился путешествовать.
– Ага, я же говорил, что получится! Готовьте повтор, Николай, вот последние параметры.
– Соболев подвинул журнал.
– Я на Литейный, звоните ежели что. Доложите Генриху Ивановичу, я вернусь к вечеру, а может завтра с утра.
На встречу с агентом едва поспел: транспорт ходил с задержками, сказывалась оттепель после ноябрьских праздников, превратившая проспекты и улицы в грязное месиво. Пока тащился в трамвае, вспоминал и прокручивал несколько встреч после памятного знакомства летом шестьдесят восьмого. Чем больше Соболев общался с Петрушевским, тем больше ему нравился этот человек с обманчивой внешностью подростка и усталым взглядом. Собеседник подкупал эрудицией, объёмными знаниями, как о прошлом, так и будущем, что, собственно, и являлось предметом собеседований. В июле Петрушевский вместе с сопровождающим ездил в Москву. Старшему лейтенанту госбезопасности не надо было гадать, чем там занимался его подопечный.
По возвращению, Петрушевский в нарушении инструкции, подробно рассказал куратору о темах поднятых на беседах и представленной московским спецам собственной аналитике. Отношения куратора и информатора незаметно перетекали из служебных в дружеские. Соболеву постоянно приходилось бороться с иллюзией, что перед ним не мальчишка с причудами и вольностями семнадцатилетнему подростка, а человек старше его почти в три раза, при этом, возникло чувство неловкости от собственных пробелов и уязвимостей.