Ударом на удар
Шрифт:
Он продолжал потягивать коньяк.
– У нас очень мало времени, – видя, что Коровин не торопится, добавил Полунин. – Покажите нам реестр, и мы не будем отвлекать вас от работы.
– Это и есть наша работа, – улыбнулся Коровин, – сейчас я вызову секретаршу.
Словно пересиливая какую-то страшную болезнь, от которой он скоро должен был умереть, Коровин поднялся и прошел к своему столу. Сел в кресло. Нажал кнопку селектора.
Полунин ждал, что сейчас откроется дверь в кабинет и, поправляя на себе все, что можно поправить, войдет секретарша, но ничего не происходило.
– Что
Он надавил на кнопку еще несколько раз, а потом сам вышел из кабинета.
– Чего он тянет резину-то? – недовольно спросил Веселовский. – Не нравится мне все это.
Залпом опорожнив очередную рюмку, он поставил ее на стол.
– Это хороший дорогой коньяк, – усмехнулся Полунин, – его нужно пить не так быстро.
– Да не могу я тянуть больше, – вскричал генеральный, – мы, понимаешь, пришли по делу, а нас здесь коньяком потчуют. Давай реестр – и дело с концом!
– Сейчас будет тебе реестр, – попытался успокоить его Полунин, – никуда он не денется.
– Реестр-то никуда не денется, – не хотел успокаиваться Веселовский, – только вот акционеры там, задницей чую, могут оказаться совершенно другими.
– Сейчас разберемся, – волнение генерального частично передалось Полунину.
– Да куда он там запропастился-то? – хлобыстнул еще одну рюмку Веселовский.
– Кончай накачиваться, – остановил его Полунин, отодвинув его рюмку в дальний конец стола, – нам еще работать надо.
– Работать, работать... – более спокойно пробурчал Веселовский, так как коньяк начал оказывать на него благотворное действие, – я и так работаю, а меня лишают всего, что заработано непосильным трудом.
Весело, словно его только что выдоили, в кабинет влетел Коровин.
– Девушка просто отходила по своим надобностям, – скривился он, – сейчас будет готова распечаточка. Может, пока ждем, еще коньячку?
Он одышливо упал в кресло рядом с гостями и взял свою рюмку.
– Спасибо, – за всех ответил Полунин.
Веселовский заерзал на кресле. Он бросал короткие выразительные взгляды то на Коровина, то на Полунина, то на бутылку, в которой еще остался коньяк. Полунину стало жаль его, и он собирался сам наполнить его рюмку, которую убрал, но тут в кабинет вошла секретарша, держа в руках несколько свежеотпечатанных листов.
– Вот, Семен Никифорович, – протянула она документы Коровину, – реестр акционеров компании «Нефтьоргсинтез».
– Ага, вот он, наш реестр, – Коровин обрадованно выхватил у нее документы.
Секретарша вышла, успев пару раз посмотреться в большое зеркало в кабинете шефа.
Коровин сперва сам просмотрел все бумаги, начиная с самого начала, и только когда дошел до самой последней страницы, передал бумаги Полунину.
Владимир быстро нашел то, что его больше всего интересовало, – фамилии Веселовского и своей жены, – и у него отлегло от сердца. Он спокойно отдал документы Веселовскому, который пытался заглянуть в них, пока они были у Полунина.
Александр Михайлович тоже знал, что он хочет увидеть. Он скоренько отыскал свою фамилию и принялся рассматривать буквы и цифры, стоящие в этой строке, словно не верил своим глазам. Все было в порядке. То есть все ценные бумаги, которые он по документам якобы продал, все еще числились за ним. Веселовский облегченно вздохнул и, словно не веря своим глазам, еще раз начал просматривать реестр.
Коровин хлопал своими большими глазами, переводя взгляд с Полунина на Веселовского и обратно.
Владимир уловил в его взгляде какую-то странную напряженность. «Чего ему напрягаться, – подумал он, – если с бумагами все в порядке?»
– Дай-ка сюда, – вырвал он бумаги из рук генерального.
Веселовский удивленно на него посмотрел, не понимая, что тот задумал. А Полунин начал внимательно присматриваться к бумагам. Как он теперь заметил, списки акционеров были не совсем свежеотпечатанные, как ему показалось вначале. Уголки листков были слегка загнуты, а потом тщательно расправлены. Он снова начал рассматривать документы, вникая в суть напечатанного. «Конечно», – едва не воскликнул он вслух, поняв, наконец, в чем дело. Коровин подсунул им документы, отпечатанные по меньшей мере месяц назад, когда еще немцы, приобретшие у Полунина небольшую часть предприятия, не были зарегистрированы в качестве акционеров. Полунин, сообразив, что его собираются обвести вокруг пальца, как несмышленого младенца, не стал сразу поднимать шум. Только лицо его немного побагровело, что не предвещало Коровину ничего хорошего. Был, правда, еще один минимальный шанс, что замдиректора или его секретарша просто ошиблись, предоставив им старые списки, и Полунин дал возможность Коровину исправить эту ошибку.
– Семен Никифорович, – он отложил пачку листов в сторону, – вы уверены, что это именно то, что мы у вас просили?
– То есть как? – сделал непонимающее лицо Коровин.
– Эти документы, – пояснил Полунин, – были отпечатаны не меньше месяца назад, а нам бы хотелось посмотреть отчетность на сегодняшнее число.
– Что-о? – заорал Веселовский, который было успокоился, что его бумаги, а стало быть и денежки, все еще принадлежат ему.
– Не может быть! – вскричал Коровин и схватил со стола стопку документов.
Он покраснел, как перезрелый помидор, и принялся лихорадочно листать бумаги. Прищурившись, Полунин спокойно наблюдал за этой комедией. Когда же Коровин спустя несколько минут положил документы на стол, Владимир спросил:
– Ну что, Семен Никифорович?
Этот простой вопрос заставил Коровина вскочить со своего кресла, словно его подбросило пружиной.
– Сейчас, – одышливо говорил он, – сейчас я во всем разберусь. Секретарша все напутала.
Он вылетел из кабинета как пробка, хлопнув за собой дверью.
– Он чего, нас за лохов каких-то держит?! – Веселовский тоже поднялся и принялся мерить кабинет короткими быстрыми шагами. – Да я его, паскуду, в порошок сотру!
Полунин усмехнулся, представив, как маленький толстенький Веселовский толчет в ступе грузное тело Коровина. Семен Никифорович упирается руками и ногами, пытаясь выбраться, а Александр Михайлович бьет его тяжелым стальным пестиком по башке. Весело.
– Ну, гад, сволочь, скотина, кот помойный, – Веселовский рассекал воздух ладонями, – я тебя заставлю собственное дерьмо жрать!