Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем
Шрифт:
– Тем лучше! Будем драться!
– Тебе придется захватить замок и обезоружить дворню. Мои люди будут конвоировать девушку.
– После того, как мы похитим ее?
– Разумеется. Кстати, позаботьтесь о том, чтобы сохранить её невинность.
– А потом?
– Потом, капитан Якобус, тебе будет позволено пропивать и проедать твои сто золотых экю. Пусть твои люди от души повеселятся.
– Конечно. Приятно, граф, что вы это понимаете. А теперь давайте позаботимся о будущих покойниках.
– Что ты имеешь в виду?
– Я прошу по десять экю за каждого из
– Ты получишь по десять экю за каждого погибшего бойца.
– За такую цену, господин граф, вся команда целиком ваша. Исключая меня, конечно.
Г-н де Паппенхейм пожал руку собеседнику, и капитан Якобус удалился в сопровождении оруженосца, несущего факел.
И уже вдогонку капитану граф сказал:
– Вы оба вошли через куртинную лестницу. Выходите через караульную дверь - излишняя осторожность не повредит.
В следующее мгновение капитан Якобус и оруженосец исчезли в черном проеме винтовой лестницы.
Арман-Луи тем временем продолжал наблюдение за замком. Однако едва заметная дверь у подножия разрушенной стены больше не открывалась, и не было ни малейшего признака какого-либо движения рядом с ней. Но в светящемся все ещё окне графа, казалось беспрестанно метались две черные тени. Внезапно свет погас. Арман-Луи замер, мысленно подсчитывая количество ступеней, которые должны были пройти неизвестные визитеры графа де Паппенхейма от его комнаты до того места у полузасыпанного защитного рва, где с минуты на минуту он рассчитывал их увидеть. По времени он уже дважды мысленно сам прошел по лестнице. Но у выхода так никто и не появился.
С той стороны башни замка, где недавно светилось окно г-на де Паппенхейма, был мрак.
– Как странно!
– прошептал Арман-Луи.
Он собирался было выйти из своего укрытия, как вдруг ему показалось, будто за купами высоких деревьев он различил звук треснувшей сухой ветки, на которую кто-то наступил; этот звук был знаком Арману-Луи, привыкшему бродить по лесам не только днем, но и под светом звезд, когда чувства улавливают все звуки. Он прислушался: такой же звук, только дальше, раздался снова.
"Ах, негодяи!
– подумал он.
– Они вышли через караульную дверь!"
Арман-Луи стремглав помчался туда, к концу тропинки, по которой должны были идти неизвестные. Он дошел уже до опушки с высокими деревьями, когда в ночи вдруг раздался конный топот, и почти тотчас рядом с ним пронесся всадник, темный и легкий, как дух тьмы. Юный дворянин всматривался во мрак ещё какое-то время, тщетно пытаясь найти глазами загадочного наездника в котором, сколь ни стремителен тот был, он все же успел узнать оруженосца графа де Паппенхейма.
Арман-Луи протянул руку в направлении, куда проследовал темный всадник.
– Иди, беги, мчись!
– сказал он.
– Но я все равно узнаю твою тайну!
И твердым шагом он отправился обратно в Гранд-Фортель. Утром Арман-Луи бросился спешно разыскивать г-на де Шофонтена.
– Ты прав, - сказал он ему.
– Граф что-то затеял.
И он коротко рассказал ему то, чему был свидетелем накануне.
– Надо посоветоваться, - сразу отозвался Рено.
– Видишь, как приключение, на которое я возлагал столько надежд, обнаруживает свои тайны. Этим нельзя пренебречь! Каркефу, приятель, выскажи и ты свое мнение по этому поводу.
Каркефу глубоко вздохнул.
– Я уже чувствую запах зеленого леса и слышу треск ломаемых веток, сказал он.
– Я прошу, чтобы меня упрятали куда подальше, где бы никакая сломленная ветка не смогла меня достать.
– Каркефу, дорогой мой, - снова обратился к нему Рено.
– Ты мог бы оказать нам неоценимую услугу: ты ведь знаком с оруженосцем Паппенхейма! Если ты будешь упорствовать и откажешь нам, я вынужден буду просить тебя об этом, но толь ко уже при помощи ветки, специально для тебя отломленной от ствола этой молодой березы.
– Понял, - сказал Каркефу.
– Мы должны бежать навстречу опасности? Бежим! Быстро!
– Каркефу, друг, ты ангел!
– Да, господин маркиз, только тощий ангел. Оруженосца, о котором вы говорите, я знаю. Он носит огромную рапиру, от которой у меня начинается нервная дрожь, когда я вижу её. Однажды я расположил его к себе тем, что показал кабачок, где подают слабое анжуйское вино, которое он очень уважает.
– Какой приятный оруженосец! А заглядывает ли он хоть иногда в этот кабачок после того случая, когда ты столь любезно указал ему туда дорогу?
– Хоть иногда? Зачем вы его обижаете?! Да он ходит теперь туда каждый день, к тому же дважды: утром, чтобы освежить мозги, а вечером - чтобы снять усталость.
– Надо, чтобы ты помог нам устроить засаду по соседству с этим самым слабым анжуйским, к которому твой друг оруженосец испытывает столь нежное чувство привязанности.
– Господа! Я далек от мысли, что нам это не удастся. Я попробовал тогда немного этого вина, которое подает матушка Фризотта, эдакая кумушка с пылающим взором. Когда-то я даже был к ней неравнодушен... Кстати сказать, кабачок стоит на опушке леса, у пустынной дороги, и как раз в такое время, как сейчас, оруженосец мэтр Ганс любит наведаться туда, что бы пообщаться с кувшинами матушки Фризотты... А потому, мне кажется, пора! Следуйте за мной! Я знаю, что поблизости от кабачка есть кое-какие темные закуточки, где можно будет поджидать оруженосца, отдыхая. Когда её величество Фризотта выйдет из своего заведения куда-нибудь в погребок, я потребую позволения первым допросить его - тогда я отомстил бы ему за страх, который он не раз внушал мне своей начищенной до блеска рапирой.
– Принимаю твой план, - согласился Рено.
Каркефу встал. Г-н де ла Герш последовал его примеру, и они втроем отправились в путь. Уже через час Арман-Луи, Рено и Каркефу добрались до кабачка матушки Фризотты, оттуда доносилось пение.
– Мерзавец!
– сказал Каркефу.
– Он уже там! Он не подождал меня!
Друзья обменялись недоуменными взглядами.
– А если, вместо того, чтобы томиться здесь в холоде и скуке, мы все же войдем внутрь?
– предложил Арман-Луи.