Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем
Шрифт:
– Я бедный рыбак, простите мне мою нескромность, оправдывался удовлетворенный ответом Каркефу, уже почуяв запах пиршества. Рено подогнал свою лошадь к лошади Армана-Луи:
– Не вздумай сознаться этому святоше, что ты - мерзкий гугенот, сказал он.
– Иначе тебя окропят святой водой, и мы потеряем ночлег, который, кажется, будет приличным.
Они достигли наконец трактира. На широкой вывеске был изображен белый крест Мальтийского ордена. Всадник снял шляпу, перо которой коснулось земли и, спрыгнув с седла, протянул руку вперед, обращаясь к м-ль де Сувини.
–
Стол был накрыт под деревьями в саду. Каркефу сразу же нанес визит к кухонным плитам, которые он нашел надлежащим образом оборудованными. Арман-Луи предложил их проводнику разделить с ними трапезу.
– Хотя мой принцип - это простая еда, я отступлю от него, потому что мне очень приятно быть в вашей компании, - сказал испанец.
Садясь, он перекрестился.
– Сударь, сегодня пятница!
– вдруг громко сказал Рено.
– Мы в пути, и потому имеем право не придерживаться умеренности в еде; надеюсь, вы простите нас, сеньор?
– У меня есть индульгенция Святого Петра. Он соблаговолил дать мне её для подобных случаев взамен на богоугодные дела, которые он позволил мне совершать.
"Да это священнослужитель в одежде дворянина!" - снова подумал Арман-Луи.
– Эй, Петерс, сюда!
– крикнул священник.
Прибежал лакей - худой и жалкий, бледный и уродливый, горбун, который дрожал всеми своими членами.
– Ты видишь этих молодых сеньоров, гнусный бездельник?!
– прикрикнул на него дон Гаспар.
– Это мои друзья. Если ты не обслужишь их вежливо и старательно, я отрежу тебе уши и заставлю тебя их съесть жареными на рашпере! А теперь - проваливай, мерзавец!
Тарелка, брошенная в спину Петерса, который обратился в бегство, подкрепила это его обещание.
"Ну и ну! Священник, а дерется", - подумал де ла Герш.
– Если не внушать целительный страх эти мерзавцам, они не будут уважать добропорядочных людей!
– сказал дон Гаспар, галантно сев рядом с м-ль де Сувини.
На протяжении трапезы, обильно орошаемой изысканными винами, испанский дворянин был галантен и предупредителен с Адриен, а также проявил себя как прекрасный собеседник и весьма светский человек. Он рассказал тысячу историй, в которых не отличался скромностью, и вместе с тем преподносил себя в них смиренным служителем Бога.
Проворно опустошив свой стакан, он положил на стол тонкую, утопавшую в волнах кружев руку, украшенную драгоценностями, сверкающими тысячей огней; такими побрякушками, по его словам, были полны его ларцы, и якобы носил он их только лишь для того, чтобы, при случае, предлагать их людям, охочим до подобных безделиц. А когда подали десерт, он несколько забылся и, сняв с пальца кольцо, попытался надеть его на палец м-ль де Сувини.
– Спасибо, - сказала Адриен, остановив его жестом.
– Поберегите ваши драгоценности, - сухо заметил ему г-н де ла Герш.
– Черт возьми! Но это же рубин, стоимостью в тысячу пистолей! Слово капитана, эта безделица выглядела бы лучше на этой белой ручке, чем на моей грубой руке дона Гаспара д"Альбачета-и-Буитраго!
– И это Божий избранник, который так ругается!
– тихо буркнул под нос Рено.
– Избранник, который прибыл из Перу!
– пробормотал Каркефу.
Слегка удивленный, г-н де ла Герш обменялся взглядом с Адриен.
Вскоре Арман-Луи прошел в свою комнату, более спокойную, разумеется, тогда как именно покоя и тишины ему недоставало в зале, где шло пиршество. У него уже появились кое-какие сомнения относительно набожности и святости кавалера, столь проворно предлагавшего очень дорогие рубины со своего пальца.
Ночь, однако, прошло без происшествий. Друзья договорились отправиться в путь днем, но около полудня дон Гаспар попросил их, причем весьма настойчиво, ещё и отужинать здесь же. Арман-Луи посмотрел на Рено, который в свою очередь уперся взглядом в Армана-Луи. Возможно ли было просто вежливо отказаться от приглашения человека столь обходительного?
Г-н де ла Герш снова вспомнил об эпизоде с рубинами. Но если и мудрецы грешат по семи раз на день, то стоит ли винить капитана за минутную оплошность? Взгляд Каркефу, конечно же, говорил в пользу дона Гаспара.
– Позвольте мне просить вас пожертвовать одним днем, - снова обратился к ним испанский дворянин.
– Я хочу выпить за счастливый конец вашего путешествия, разделите же со мной счастье, которое подарил нам случай: встречу столь достойных сеньоров со столь блистательным и набожным кавалером.
Г-н де ла Герш, боясь обидеть капитана, принял его приглашение и решил остаться в трактире "Мальтийский крест" до завтра. Дон Гаспар рассыпался в благодарностях. И вскоре, когда закончился обмен великосветскими любезностями, засуетились слуги и поварята, таская блюда и напитки руководил ими Петерс. Сердце Каркефу наполнилось радостью.
– Поверь мне, - сказал Каркефу Доминику.
– Когда Провидение дарит такую удачу, как хороший ужин, было бы великим кощунством отказаться от такого счастья.
В назначенный час дон Гаспар пришел в сопровождении своего столь же набожного друга, которого, как он сказал, высоко ценил.
– Сеньор Матеус Орископп - доблестный смертник, - сказал он.
– Но в то же время - один из тех бойцов, которых святые рады оберегать за их доблесть.
У сеньора, которого расхваливали, было большое худое желтое лицо, длинные руки. Он весь был в черном, шпага и кинжал с железной рукояткой на боку, взор почти всегда опущенный, а под крючковатым носом - маленький ротик с бледными губами. С какой стороны на него не поглядеть, казалось, что он все время повернут в профиль.
"Это, должно быть, анахорет, который зрит в корень", - подумал Рено.
И он налил ему полный до краев стакан рейнского вина, чтобы приободрить его.
Анахорет опустошил стакан одним махом. И вообще оказалось, что сеньор Матеус, хотя во время еды не вымолвил ни единого слова, ел как Колосс и пил как Титан. Рено, развеселившись, поздравил его с аппетитом, который не уступал его желанию выпить.
– Сударь, - пожаловался сеньор Матеус, - у меня испорченный желудок: еда для меня - тяжелое испытание.