Удержать престол

Старый Денис

А потом была свадьба, на которой опекун, бывший не обделенным актерским талантом, в присутствии великовельможного панства, смахивал скупую мужскую слезу и рассказывал о том, как же он сильно любит свою воспитанницу. Но в тот момент София была счастлива, ей только что исполнилось шестнадцать лет, и уже несколько месяцев она была в центре внимания, общаясь с многочисленными гостями, что приехали на ее свадьбу. Опостылевшая комната — символ ее одиночества сменилась на богатые убранством палаты.

Молодожены, сразу после свадьбы, отправились в гости к Николаю Христофору Радзивиллу по прозвищу Сиротка, в его отстраиваемую резиденцию в Несвиже. Молодая девушка посчитала,

что, наконец, вырвалась из заточения, сейчас начнется настоящая жизнь, и она обязательно себя проявит, будет достойной женой своему мужу, сумеет поддержать любую беседу, поможет супругу вести хозяйство. Каким же было разочарование, когда в еще недостроенном Несвижском замке, Софии нашли самую дальнюю, самую унылую, полную одиночества и тоски, комнату. Это помещение навевало грусть еще больше, чем та комната, в Быхове. Софию не приглашали на светские рауты, которые давал Радзивилл Сиротка. Основной причиной являлось то, что она все еще католичка, хотя София, оглядываясь на православные храмы, была готова принять кальвинизм, веру своего мужа.

Ни в первую, ни во вторую, ни в десятую ночь пребывания в Несвиже, Януш так и не пришел к своей супруге. А она ждала. Софии внушили понимание ее роли, как жены одного из самых перспективных женихов Великого Княжества Литовского — рожать здоровых наследников. Но всю свою мужскую энергию Януш использовал в многочисленных интрижках. Ему не нравилась София, которая была столь забита, что не могла сама подать себя в нужном ракурсе, будучи истинной красавицей.

Молодожены переехали в Слуцк, в некогда бывшую вотчину Олельковичей, и богатое наследство было переписано на Януша. София все отдавала, ей были не интересны деньги, она просто не знала их ценность, прожив до того в строгом аскетизме. Женщина хотела таким жестом вызвать у своего мужа интерес к ней. И в первое время, после переезда, пусть и не более, чем на десять минут, но Януш почти каждый вечер к ней заходил. Львиная доля этого времени уходила на то, чтобы муж разделся. София пыталась убедить себя, что это и есть то женское счастье, но отчего-то то и дело предательская слеза стекала по щеке.

Она забеременела, и Януш постоянно подбирал имена своему будущему сыну, а София боялась, что родится дочь. Может, в том числе и из-за этого девочка родилась мертвой. На этом общение между супругами практически прекратилось.

Как ни старалась София, вызвать хоть какой-то интерес своего мужа не получалось. И тогда первоначально, чтобы вызвать хоть какую-то, пусть и негативную, но эмоцию у супруга, София пробудила в себе княжескую кровь некогда сильного рода и начала войну против униатов во владениях ее отца. Из Слуцка был выгнан униатский епископ Ипатий Патей, две униатские церкви были переданы православным священникам, а София, официально будучи католичкой, не сумев побороть свои детские страхи перед католиком-опекуном, тайно посещала православные храмы [София Слуцкая благоволила православию и причислена к лику святых православной церкви].

Януш иногда приезжал к своей жене и даже не скрывал, как именно проводит время, то в Вильно, то в Несвиже, а, бывало, и в Варшаве. Вторая родившаяся дочка не прожила и месяца и между супругами возникла столь непреодолимая пропасть, преодолеть которую было невозможно.

Когда полгода назад в Речи Посполитой стали назревать серьезные противоречия, вылившиеся в рокош Зебжидовского, Ходкевичи и Радзивиллы вновь стали по разные стороны. Радзивиллы поддержали рокош. Но слишком много было завязано на кооперации Ходкевичей и Радзивиллов, чтобы они всерьез воевали. Вот и направили Криштофа, чтобы он поговорил с женой, а уже София поговорила

со своим опекуном. Никто не собирался менять сторону конфликта, но Софию просили донести до опекуна некоторые договоренности, и по количеству задействованных войск, и о том, чтобы не рассориться. Но главное, чтобы никаких взаимных разграблений не было.

И вот София в Быхове. Ждет своего бывшего опекуна.

Грохот, выстрелы, крики, звон стали, ржание коней. Казалось, что пришел судный день, и нужно отвечать за свои грехи. София улыбнулась, она не смогла вспомнить ни одного греха, за который могла бы каяться. Улыбка означала еще и другое, женщину не страшила смерть. Напротив, от самоубийства ее спасала только вера и, возможно, единственным грехом были помыслы наложить на себя руки. Дверь распахнулась, и…

— Ух ты ж, вот это я зашел! О, прыгажуня какая, — сказал Иван Заруцкий, разглаживая свои усы и сально рассматривая женщину, которая уже давно считала себя абсолютно неинтересной для мужчин, да и не думала она уже очень давно о том, что есть мужчина, есть женщина, а между ними…

— Кто вас манерам учил? Вы предстали перед княгиней! — лицо Софии изменилось, щеки стали алыми, а голос, пусть и подрагивал, но был притворно строгим.

Перед Софией стоял высокий, статный, с длинными залихватскими усами, мужественный, неукротимый мужчина, от взгляда которого ее пробирало до мурашек.

— Атаман Иван Заруцкий, — представился мужчина и похотливо улыбнулся.

Софии захотелось ударить его стоящим неподалеку канделябром. И не за то, что этот разбойник захватил Быхов. Гори он синим пламенем, с детства ненавистный город. Она захотела ударить казачьего атамана за вот эту вот улыбку, за то, что вот такой же улыбкой ее муж встречал всех молоденьких красивых женщин.

— А ты княгиня какая? Аль Хадкевичей князья, так они же графы, не князья? — спросил Заруцкий.

— Я из роду Олельковичей, князей Слуцких, — сказала София, отчего-то, сама не понимая почему, не желая упоминать свою фамилию по мужу.

Казак задумался, пытаясь вспомнить, что это за род такой.

— А Слуцк нынче не Радзивиллов вотчина? — проявил Заруцкий знания о литовских аристократах.

София нехотя подтвердила, что она Радзивилл.

— О, то добре, — усмехнулся Заруцкий, продолжая смущать своим взглядом женщину. — Собирайся, княгиня!

Атаман задумался, а после посмотрел на то, как женщина, столь приятная его глазу, стала без суеты, спокойно, что удивительно, самостоятельно, складывать вещи в сундук.

— А детки-то есть? — спросил Заруцкий, будучи уже готов оставить женщину, не забирать ее с собой, впервые за долгое время кого-то пожалев.

— Бог не дал, — сказала София, продолжая собирать свои вещи.

— Ну, тады собирайся, — сказал Заруцкий и сразу выкрикнул, чуть высунувшись из дверного проема, — Хотька! Архип! Помогите княгине, и коли хоть кто поглядит на нее косо, самолично убью.

Заруцкий обернулся, посмотрел на то, как величественно, невозмутимо собирает свои вещи княгиня, даже не поглядывая в сторону атамана.

Иван Исаевич разгладил усы, усмехнулся и спешно пошел проследить, как обстоят дела с ограблением знаменитой на всю Европу пушкарской мастерской Ходкевичей?

*………*………*

Быхов

13 октября 1606 года

Наглость — путь к успеху? Только лишь когда ее никто не ожидает. Кто мог подумать, что возвращающиеся с Московии полторы сотни гусар, в полном своем вооружении и с теми же надменными и горделивыми лицами, на самом деле донские казаки.