Удивительная история, или Повесть о том, как была похищена рукопись Аристотеля и что с ней приключилось
Шрифт:
— А другие?
— О-о, нет!.. Вот на Беренштрассе торгует господин Росбах. Он предложит вам рукопись Калидаса или Магомета. Но избави вас бог соблазниться его раритетами! Это все копии, фальшивки. Хотя надо отдать справедливость Росбаху: копиист у него гениальный. Никакой ученый не отличит его копии от оригиналов. Уж какой дока господин Пфанер, и тот не раз попадал впросак. Справедливости ради надо еще сказать, что Росбах не выдает работы своего копииста за оригиналы. Он кладет перед вами рукопись и говорит: «Вот что я вам предлагаю, хотите купить — покупайте, не хотите — ваше дело». А вот Вернер с Моренштрассе,
3
Христиан фон Тимрот ушел из гостиницы до завтрака, чтобы не встретиться с тучным антикваром. К Пфанеру, конечно, он не пошел; его больше устраивал ловкий Росбах.
В магазине шла утренняя уборка. Щуплый, невысокого роста лысый господин в синем балахоне встретил раннего клиента почтительным поклоном.
Магазин был большой, но двигаться в нем можно было только по узеньким тропочкам между шкафчиками, вазами, часами, рыцарскими доспехами, статуями.
— Господин Росбах?
— К вашим услугам. — Он повернулся к женщине, которая метелкой из перьев снимала пыль с гобелена. — Фрау Анна, после закончите.
Женщина ушла. Росбах снял с себя балахон и оказался в длинном, по-пасторски высоко застегнутом сюртуке.
— Вас, по всей вероятности, интересует старинное оружие? — сказал он.
— Увы, господин Росбах, — вздохнув, ответил Тимрот, — я после ранения потерял интерес к оружию.
— Картины?
— Нет. Рукописи.
— Определенной эпохи?
Тимрот не нашелся, что ответить: он даже не подозревал, что рукописи делятся по эпохам.
— Как бы вам объяснить, господин Росбах, — оттягивал он, чтобы собраться с мыслями. — Меня интересуют рукописи Аристотеля.
Росбах сдунул пылинку с рукава своего сюртука и, переведя взгляд на клиента, спокойно сказал:
— Навряд ли сохранились его рукописи. Слишком далеко от нас. — Он подошел к настенному шкафчику, достал оттуда два больших листа зеленоватой бумаги, положил их на стол перед покупателем. — Может, это вас соблазнит?
Тимрот посмотрел на листы: один написан старинным немецким готическим шрифтом, другой — не то по-французски, не то по-итальянски. Подписи на обоих листах с декоративными завитками.
— Неплохое приобретение для коллекции. Письмо Колумба и письмо Лютера, — вежливо, ненавязчиво сказал Росбах.
— Подлинные?
Росбах провел рукой по голому черепу и голосом пастора, читающего воскресную проповедь, промолвил:
— Только бог и авторы этих писем могут судить об их подлинности.
— Или ваш копиист, — вежливо подсказал Тимрот.
Росбах исподлобья взглянул на старика:
— Вы антиквар?
— Нет. И даже не коллекционер.
— Вы не покупатель, а продавец.
— Угадали.
— Что предлагаете?
— Рукопись Аристотеля.
До этой минуты лицо Росбаха было каким-то вежливо безразличным, и вдруг оно стало иронически
— Вы не верите?
— Покажите рукопись.
— После того, как договоримся.
— О чем?
— Об условиях покупки.
Росбах резко поднялся.
— Вы не из Петербурга ли? — спросил он прерывистым голосом.
— Оттуда.
— И эта рукопись…
Тимрот не дал ему закончить фразы:
— Та самая.
Росбах удивленно посмотрел на спокойно сидящего в кресле посетителя.
— И такую рукопись вы предлагаете к продаже?! — После минутного молчания он добавил: — Смело! Очень смело. Но не советую. Могут быть неприятности.
— А вы продайте ее без неприятностей.
Росбах отнес в шкафчик письма Колумба и Лютера, долго возился с замком, наконец уселся в кресло и внезапно спросил:
— Кто вас направил ко мне?
— Никто. Ваша вывеска.
— Вам, очевидно, очень нужны деньги.
— Не ошиблись.
— С кем я имею честь?
Тимрот протянул свой паспорт.
И уверенность, которая чувствовалась в барственном жесте «фон Тимрота, офицера в отставке», убедила Росбаха, что перед ним человек, с которым можно иметь дело.
— Деньги будут, господин барон. Но не за рукопись. С нее надо стричь купоны, как с государственных займов.
— Не понимаю.
— Сейчас вы поймете. Раньше древности покупали только ученые — они нужны были им для работы. А теперь? Коллекционируют люди, которым некуда деньги девать. Они собирают древности из тщеславия, от скуки. Эти горе-коллекционеры приобретают все — и рукописи, и ночные горшки, только скажите им, что рукопись писал Конфуций или палач Людовика Святого, а горшком пользовалась Екатерина Медичи или Мария Стюарт. Не сама вещь их прельщает, а тень, которая лежит на этой вещи. Но беда в том, уважаемый господин барон, что профанов с каждым днем становится все больше, а подлинных старинных вещей все меньше. Что прикажете? Закрыть лавочку? Никоим образом! Раз есть спрос, то нам, антикварам, приходится самим создавать древности.
— Понятно, господин Росбах, но при чем тут моя рукопись? Ведь она подлинная!
— И хорошо, что подлинная. Мы с этой подлинной рукописи сначала снимем две-три копии. Есть у меня человек, который это делает мастерски. А мои постоянные клиенты-профаны будут драться за честь быть обманутыми. Потом, когда разделаемся с копиями, продадим и оригинал в какой-нибудь заокеанский музей. Устраивает это вас?
— Не очень. Это долгий путь, а мне, господин Росбах, деньги нужны сегодня, завтра.
— Покажите рукопись.
Тимрот достал из кармана завернутую в носовой платок небольшую книжку. Росбах развернул платок, откинул верхнюю деревянную крышку. Розовая краска залила его уши, сухое лицо все собралось в морщины. Но когда пальцы Росбаха перекинули последнюю страницу, его уши и лицо были уже густо-красного цвета, а лысина в испарине.
Он закрыл книжку, подержал ее меж ладоней, бережно, как держат птичку, наконец сказал:
— Это трактат Аристотеля, но писал его не сам Аристотель. И это неважно. Подлинная древность… Подлинная… Восьмого или девятого века… Я вам дам деньги. Я буду платить копиисту… Все беру на себя. — Он завернул рукопись в платок, вернул ее Тимроту. — В час дня будет здесь мой копиист. Соблаговолите и вы прийти с рукописью.