Удивительная история, или Повесть о том, как была похищена рукопись Аристотеля и что с ней приключилось
Шрифт:
Сын почтительно взял его под руку, усадил в кресло.
— Отец, господин русский офицер предлагает нам к продаже вот эту рукопись.
Старик сначала окинул офицера испытующим взглядом, потом поздоровался с ним кивком головы и принялся за рукопись. Пальцы его дрожали.
— Гейнц, подай мне лупу, — попросил он слабым, прерывающимся голосом.
Приняв лупу от сына, старец стал разглядывать рукопись — первую ее строчку. Вдоволь наглядевшись, отложил увеличительное стекло и принялся водить пальцем по обороту той же первой строки.
— Да, сомнений не может быть… Оригинал! — И обратился к посетителю: — Известно ли вам, господин офицер, чем вы владеете?
На этот вопрос капитану Вильгельму фон Тимроту (а это был он) трудно было ответить. Семь лет назад дед говорил ему, что за эту книжку можно получить целое состояние, и он тогда не поверил: неужели же дед, владея вещью, за которую можно выручить так много денег, допустил бы до самоубийства из-за карточного долга единственного своего сына?! Слишком чудовищно, чтобы в это поверить! Внук не поверил еще и потому, что Вильгельм Первый в последние годы изрекал подчас сумбурные вещи вроде того, что жизнь сдвинулась с вековечного корня, что наступят черные дни… Это следовало отнести за счет старческого маразма.
Когда жена капитана Вильгельма узнала, что ее муж будет сопровождать царя в Берлин, она составила список вещей, которые ей хотелось бы получить оттуда.
Правда, деньги на покупку этих вещей у Тимротов были, но тут капитан вспомнил про ценность, завещанную ему дедом.
И он решил захватить с собой рукопись, чтобы проверить, фантазировал дед или книжка действительно ценная; если окажется, что в самом деле ценная, то продать ее, а уж деньгам он применение найдет.
Не дождавшись ответа от русского офицера, старый Пфанер жестко продолжал:
— Это рукопись Аристотеля — список с его рукописи! Но где она была шестьдесят лет? Где, черт возьми! Почему о ней ничего не было слышно? Почему? — И неожиданно спросил голосом более спокойным: — Вы, конечно, граф Безбородко?
— Нет.
Старец откинулся на спинку кресла; он просидел несколько минут молча, потом спросил:
— Кто вы? Как попала к вам эта рукопись? Ведь она была украдена у графа Безбородко?
Тимрот растерянно посмотрел на старика: он понял, что с его собственностью не все обстоит ладно. Однако как смеет старик разговаривать с ним так дерзко?! Презрительная гримаса скользнула по его лицу.
— Рукопись — собственность моего деда, генерала русской гвардии! — произнес он надменно.
Старец опустил голову и прикрыл глаза, словно ему стало плохо.
Молодой Пфанер видел, что сделка срывается, а этого он допустить не хотел. Разве можно из-за щепетильности отца потерять хороший заработок?!
— Сколько дней вы пробудете у нас, господин офицер? — спросил он.
— Четыре.
— О, этого времени вполне достаточно. В Берлине гостит мистер Конелли. Уж он от такой
Старик укоризненно взглянул на сына, но ничего не сказал.
— Да, от такой рукописи настоящий коллекционер не откажется, — повторил молодой Пфанер. Он осторожно уложил рукопись в конверт, намереваясь спрятать ее в письменный стол.
— Я рукописи не оставлю.
Молодой Пфанер опешил:
— Господин офицер, сделка очень крупная. Мистер Конелли, несомненно, захочет взглянуть на рукопись.
— Вы сможете ему показать вот это. — Тимрот достал из кармана пять фотографических оттисков.
Эти снимки с последней главы Тимрот сделал прошлой осенью, когда в петербургских газетах стали много писать о рукописи «Слова о полку Игореве». Одни утверждали, что найденная рукопись — оригинал, другие — что копия. Тимроту захотелось тогда проверить, чем же он сам владеет, — копией или оригиналом. Позже шум вокруг «Слова» улегся, Тимрот своего намерения не осуществил.
Молодой Пфанер сверил снимки с оригиналом.
— Думаю, что мистер Конелли поверит нам.
— Возможно, — глухо ответил старик. Тимрот спрятал рукопись в карман и поднялся.
— Господин офицер, вы не сказали, во сколько оцениваете свою рукопись. Хотя доверьтесь нам, с мистера Конелли мы потребуем максимум. От двухсот до двухсот пятидесяти тысяч. И, если вас не затруднит, прошу вас послезавтра в это же время.
— Хорошо, приду.
Молодой Пфанер проводил офицера до входных дверей. Вернувшись в кабинет, он спросил отца:
— Почему ты так придирчиво разглядывал первую строчку? Ведь было ясно, что это оригинал.
— А историю рукописи ты помнишь?
— Помню.
— Про бугорки не забыл?
— Отнюдь нет. Но я, отец, считаю, что после скандала с рукописью любой пройдоха снабдил бы копию тремя бугорками.
— Верно. Но в 1864 году, когда я был в Петербурге, мне удалось выведать у графа Кушелева-Безбородко, какой иглой он сделал бугорки… Это очень важно: бугорок бугорку рознь. Мы с тобой, Гейнц, держали в руках оригинал — в этом нет никаких сомнений. А вот теперешний владелец кажется мне сомнительным. Рукопись была украдена в петербургском царском дворце, и вот спустя шестьдесят лет появляется офицер, опять же близкий ко двору — ведь приехал он на торжества в свите царя, — и предлагает краденое к продаже. Как ты считаешь, удобно фирме Гуго Пфанера торговать краденым?
— Я полагаю, отец, что ты преувеличиваешь. Мы не розыскное бюро, а коммерческая контора. Мы отвечаем только за качество продаваемого товара, а за происхождение товара отвечает его владелец. К тому же, отец, с момента кражи прошло столько лет, что никому и в голову не придет ворошить старину.
Ответ сына, по-видимому, не удовлетворил отца. Он поднялся с кресла и, шаркая ногами, направился к двери. Уже выходя из комнаты, не оборачиваясь, он сказал:
— Поступай, Гейнц, как считаешь для себя удобным.