Удивительная женщина
Шрифт:
— Хорошо, поставила.
— Я не позволю вам тащить эту штуку, пока я здесь.
— Но я…
— Вы не поднимете и двадцати фунтов конского навоза, пока я здесь! — Он сам схватился за ручки. — Понятно?
— Возможно. — Спокойная, терпеливая, Эбби оперлась на вилы. — А когда вас не будет рядом, я могу поднимать все, что хочу?
Не отвечая, он покатил тачку по покатому бетону.
— Это же глупо, — сказала она.
Он пробормотал что-то нечленораздельное. Покачав головой, она вышла из конюшни и начала заводить лошадей обратно.
После
— Я выведу его. — Эбби держала повод у себя за спиной и сначала открыла только верхнюю половину стойла. — Он норовист и непредсказуем. Не хочешь, чтобы тебя запирали, да, Гром? — пробормотала она, осторожно открывая нижнюю половину и войдя внутрь. Он отскочил назад, но она продолжала говорить: — Весной ты сможешь пастись сколько тебе угодно. И развлекаться с этими двумя симпатичными кобылками. — Она накинула ему на шею повод и крепко держала, несмотря на все его раздраженные попытки вырваться.
— Нервный, — заметил Дилан.
— Если не сказать большего. Лучше отойдите. Он любит брыкаться, и ему все равно, кто перед ним стоит.
Ловя ее на слове, Дилан отошел. Гром было заартачился, но пошел на попятную, когда Эбби его побранила. Побранила точно так же, как бранила своих сыновей, подумал Дилан, глядя, как она продолжает чистить конюшню. Он взял вилы и принялся за работу. Когда Эбби вернулась, он уже почти закончил.
— Похоже, вы не чужды этой работе. — Поскольку он сбросил пальто, она увидела мускулы, переливающиеся у него на плечах. Он что-то пробормотал в ответ, но она не расслышала. Она спрашивала себя, каковы на ощупь эти гибкие, сильные руки. Прошло так много времени, невероятно много, с тех пор, как… Она опомнилась и вышла погладить одну из кобыл, которая снова стала самозабвенно жевать зерно.
— Вы разводите лошадей?
— Коров. — Дилан бросил сено на пол стойла. — Мы держали молочную ферму, но там всегда была пара лошадей. Я не разгребал навоз с шестнадцати лет.
— Похоже, вы не разучились это делать.
Нет, он не забыл. И неразумно было бы забыть, зачем он сюда приехал. И все же сейчас ему хотелось закончить начатое.
— У вас есть метла?
— Подметать конюшню входит в обязанности Бена. — Она взяла у него вилы и повесила их на крючок. — Я обычно держу Грома на выгуле, если погода не слишком скверная, так что на сегодня закончено. Свежий кофе — самое меньшее, чем я могу вас отблагодарить за то, что вы сэкономили мое время.
— Сойдет. — А затем он возьмет диктофон и ноутбук и займется тем, за чем сюда приехал.
— На кухне был страшный беспорядок, — вспомнила она. — Вы легко нашли завтрак?
— Только кофе.
Она наклонилась за корзиной. У нее немного болела спина.
— Сейчас я приготовлю вам яичницу с беконом. Яйца свежие, гарантирую.
Он посмотрел в корзину и увидел горку светло-коричневых яиц.
— У вас есть куры?
— Вон там. — Она показала на сарай, который он видел раньше. — Летом ими занимаются мальчики. Мне не хочется загружать их тяжелой работой до школы, поэтому…
Он поскользнулся. Лед быстро превратился в слякоть. Эбби протянула руку, но тоже поскользнулась. Они инстинктивно ухватились друг за друга, покачнулись и выпрямились. Она уткнулась лицом в его плечо и захихикала.
— Вы бы не стали смеяться, если бы приземлились на спину и разбили… яйца. — Он глубоко запустил руку ей в волосы. Этого не может быть, он знал, но они были мягкими, а затылок под ними таким хрупким…
— Я всегда смеюсь, когда мне удается избегать катастрофы. — По-прежнему улыбаясь, она заперла конюшню.
Она раскраснелась, глаза ее блестели. Не подумав, даже не имея возможности подумать, он крепче обхватил ее талию. Улыбка сошла с ее лица, но блеск в глазах стал ярче. Он находился в такой близости, тело его было таким крепким, и смотрел он на нее так, словно они знали друг друга не один день, а всю жизнь.
Ей бы хотелось, чтобы это было так. Ей отчаянно хотелось, чтобы они знали друг друга, чтобы он был тем человеком, с которым она могла бы поговорить, чем-то поделиться, к которому можно было бы хоть немного прильнуть. Он гладил ей затылок, и она дрожала, хотя его пальцы были теплыми.
— Должна предупредить вас… — начала она, но внезапно почувствовала, что ее сердце забилось чаще, чем ей бы хотелось.
— Предупредить меня? О чем?
Это было какое-то сумасшествие! Это было совершенно неправильно! Дилан совсем забыл о работе, охваченный внезапным, диким желанием испытать ее! Пусть сумасшествие, пусть неправильно, но ему хотелось прижаться к ее губам и получить ответ.
Нагнув голову, он наблюдал за ней. Солнце ярко освещало ее лицо, но глаза потемнели и насторожились.
— Здесь тропинка, — предупредила она, откинув на дюйм назад голову, то ли смутившись, то ли поддразнивая его. Не отрывая от него глаз, она раскрыла губы и шепнула: — Стало скользко!
— Да, я заметил. — Пальцами он обхватил ее шею и притянул к себе. Их губы оказались совсем близко. Казалось, их разделял только шепот.
Тоска, потребность… Эбби думала, что покончила с этим, но они снова вернулись к ней с новой, ужасающей силой. Ей очень хотелось уступить нахлынувшему чувству, дать волю своему темпераменту, о котором она давно забыла.
— Не надо! — сказала Эбби.
Дилан прижался губами к ее губам и почувствовал ее соблазнительную дрожь. Он знал женщин, и знал их методы соблазнения.
— Я уже! — шепнул он в ее крепко сжатые губы.
— Нет! — Эбби обмякла, ее рука спокойно лежала на его груди; — Нет, пожалуйста, не надо! — задыхаясь, произнесла она, умоляюще глядя на него полузакрытыми глазами.
Дилан почувствовал уважение к женщине, так искусно симулирующей свое нежелание, и даже некоторую вину, хотя его переполняло желание. Однако он сумел справиться с ним и отпустил ее.