Удивительная жизнь Эрнесто Че
Шрифт:
– Если поторопитесь, успеете на ночной поезд, завтра утром соберете клещей, возьмете пункции у коров и вечером вернетесь. Вам повезло – летом там невыносимо жарко.
В течение шести месяцев, один-два раза в неделю, Йозеф ездил в Сетиф, спал вполглаза в шумном вагоне и ни разу не посетил ни супрефектуру, ни римские развалины.
В первый раз его встречала делегация из тридцати человек во главе с супрефектом и командующим гарнизоном. Пришли кюре, мэр, именитые граждане и фермеры, чей скот погибал от загадочной болезни. Ветеринар обращался к Йозефу как к реинкарнации Пастера, перед ним расшаркивались, поднесли в дар коробку свежих фиников. Фажеса, крупнейшего фермера в округе, не волновало, что он может лишиться рынка армейских поставок и даже разориться, он был смертельно напуган жестоким падежом скота.
Йозеф отправился вместе с ним в стойло, осторожно вычесал шкуры животных, собрал пинцетом клещей, опустил их в пузырьки с бумажной стружкой, заткнул ватой, чтобы насекомые не задохнулись во время транспортировки, потом взял пробы крови у всех коров и быков, отказался от ужина и ночлега, вернулся ночным поездом в Алжир, начал делать анализы и поразился, выяснив, что многие животные заражены пятью разными видами клещей, а некоторые и вовсе сотнями.
Сержан только что не рыдал, разглядывая подготовленные Йозефом стекла под микроскопом.
– Это ужасно, – шептал он, – просто ужасно! Слава богу, заражено всего десять процентов поголовья. Для начала нужно изолировать здоровых особей. Обычно пик заражения приходится на апрель, весь год активны только два вида клещей, притом не самые опасные.
Посевы культур показали, что увеличенная доза концентрированного хинина эффективна против акариаз [69] , и Йозефу удалось найти точную дозировку. Эпидемия сократила поголовье на треть. Было решено провести превентивную вакцинацию, несмотря на довольно высокую стоимость процедуры. За прививки отвечал Йозеф. Он составил календарь противоклещевой обработки и трудился без сна и отдыха, подтверждая правоту старинной поговорки, гласящей, что исследователю нужней всего чугунная задница.
69
Акариазы – болезни человека, животных и растений, вызываемые клещами.
Сержан, живший с семьей на последнем этаже институтского здания, предоставил в распоряжение Йозефа свою ванную, жена профессора варила ему крепкий кофе и кормила домашним печеньем. Обнаружив Йозефа спящим в лаборатории, мадам Сержан начинала стыдить мужа: каждый руководитель – даже самый выдающийся – должен заботиться о своих служащих, кроме того, закон о сорокачасовой рабочей неделе распространяется и на молодых врачей института (эта часть отповеди сильнее всего раздражала директора). Мадам Сержан отсылала Йозефа домой отдыхать, напоминая, что Господь запрещает работать по воскресеньям. Она настоятельно советовала ему не тратить выходной на работу: «Вот доживете до возраста моего мужа, тогда и станете торчать в лаборатории семь дней в неделю!»
Йозеф преуспел, но больше всего его радовал не научный успех, а то, что его наконец-то приняли в команду. Коллеги спрашивали, как идут дела, интересовались его мнением о своих исследованиях, приглашали на воскресный обед. Пообщавшись с девушками из «хороших» алжирских семей (они оказались такими же скучными, как пражские девицы), Йозеф стал отказываться от приглашений под предлогом невероятной загруженности.
Возможно, белое солнце этой волшебной страны размягчало мозги ее обитателей или по-весеннему теплая зима расслабляла их волю, но алжирцы свято верили, что войны не будет. Они исходили из простого арифметического подсчета. Последняя война унесла жизни девяти миллионов человек, восемь миллионов стали калеками, Германия потеряла убитыми четыре миллиона и не могла об этом забыть. Ну не сошли же они, в самом деле, с ума, чтобы снова полезть на рожон? Устрашение? Да. Блеф? Почему бы и нет? Каждый двигает собственные фигуры, пытается добиться преимуществ, сильные подставляют слабых… такова жизнь, в последний момент все остановятся.
Йозефа успокаивали, советовали читать не паникерскую парижскую прессу (тиражи! тиражи!), а алжирские газеты, внушающие народу веру в то, что правительство не допустит катастрофы. Коллеги Йозефа считали, что после победы Франко порядок будет восстановлен. Опросы показывали, что большинство населения одобряет мюнхенские договоренности. Агрессивность Гитлера пугала людей, армия нуждалась в реформировании, но старики, помнившие четырехлетний ужас Первой войны, осуждали гонку вооружений.
Кристина была самой убежденной из всех пацифистов, которых Йозеф встречал в жизни. Нелли под большим секретом рассказала ему, что Кристина росла как «ребенок Нации» [70] . Нелли узнала об этом не от подруги, а от Мате, чей отец тоже погиб в 1914-м в битве на Марне [71] . Кристина уже семь или восемь лет была активисткой феминистского движения. «Женщин, француженок и арабок, притесняют и угнетают, к ним относятся как к телкам на заклание. Мы дерем глотки, отстаивая свои права, но это глас вопиющего в пустыне. Скорее кошка признает права мыши, чем мужчины начнут относиться к женщинам как к равным!»
70
Так называли детей, чьи отцы погибли на фронтах Первой мировой войны.
71
Крупное сражение на реке Марна 5–12 сентября между англо-французскими и германскими войсками во время Первой мировой войны 1914–1918 гг.
Феминисток в Алжире было раз-два и обчелся, и они больше времени проводили в спорах друг с другом, чем в борьбе за права женщин. Сражение и жречество. Кристина не отчаивалась, подписывала манифесты, организовывала встречи, собирала ассамблеи и комитеты, терроризировала местную прессу, требуя публиковать сообщения о дебатах на тему предоставления женщинам равных прав с мужчинами, в том числе права избирать и быть избранными, запрещения браков по принуждению, борьбы с домашним насилием, свободной продажи контрацептивов и легализации абортов. Главным врагом Кристины была цензура: две центральные газеты «Ла Депеш Альжерьен» и «Л’Эко д’Альже» ничего не публиковали, заявляя, что подобная информация не интересует читателей. «Ла Депеш Альжерьен», газета правого толка, игнорировала Кристину и всех феминисток, вместе взятых, «Л’Эко д’Альже», радикал-социалистская, консервативная и колониалистская, открыто ее ненавидела, и только левацкая «Л’Альже Репюбликен» печатала коммюнике феминистских организаций, но тираж у нее был небольшой, и убеждать подписчиков не требовалось.
В 1933-м Кристине было всего двадцать три года. Она участвовала в создании Алжирского инициативного комитета в поддержку движения «Амстердам – Плейель» [72] . Это движение разоблачало империалистические военные угрозы, выступало за всеобщее разоружение, миллионы женщин и мужчин требовали мира от правительств своих стран. В Алжире сторонников движения насчитывалось не больше тысячи. Все они получили членские билеты и каждый год наклеивали в них марки с изображением Анри Барбюса, Ромена Роллана или Максима Горького. После прихода к власти правительства Народного фронта движение распалось – его погубили внутренние распри. Кристина не отчаялась, стала членом Всемирного объединения за мир, разочаровалась и присоединилась к Международной женской лиге за мир и свободу, чей манифест совершенно ее потряс.
72
В 1932 г. по инициативе известных французских писателей А. Барбюса и Р. Роллана в Амстердаме состоялся Международный антивоенный конгресс. В 1933 г., вскоре после прихода Гитлера к власти, в Париже, в зале Плейель, открылся Европейский антифашистский конгресс. Позже антивоенное и антифашистское движения объединились в общее движение «Амстердам – Плейель».
Впервые в истории женщины выступали против войны, руководствуясь не политическими убеждениями, но именно как женщины: «Мы обращаемся к женщинам, которые всегда будут защищать жизнь. Мы, матери, жены и сестры, заявляем, что не смиримся, как это случилось в 1914-м, с убийством наших сыновей, мужей и братьев».
В группе Кристины было всего семь участниц. Каждая выбирала городскую площадь или оживленный перекресток, раскладывала столик и призывала прохожих подписывать петиции в поддержку борьбы за мир. Они объясняли, спорили, убеждали, и им удавалось получать подписи у одиноких женщин и устное одобрение замужних, не желавших ничего подписывать без одобрения мужей. К ним примкнули многие мусульманки, в основном молодые, ходившие без чадры. С супружескими парами то и дело случались инциденты, мужчины нередко оскорбляли активисток, опрокидывали столики, рвали петиции. Феминистки пытались вступать в переговоры, но из этого ничего не выходило. Жены грубиянов начинали вопить, вмешивались прохожие, подоспевшие полицейские конфисковывали бесценные подписные листы. Пацифисты проигрывали.
Вскоре полиция изменила тактику – феминисткам стали выписывать штрафы за нарушение общественного порядка: первый, тридцать пять франков, еще можно было заплатить, последующие, в размере семидесяти франков, отбивали желание митинговать даже у самых яростных активисток, но не у Кристины.
– Нам пытаются заткнуть рот, но мы не сдадимся!
Все близкие друзья Кристины, клиенты Падовани, Мате, члены труппы – одни по убеждению, другие из милосердия – собирали для нее деньги. Все, кроме Йозефа. Однажды, когда по кругу пустили шляпу, он взвесил ее на руке и передал соседу, ничего не опустив внутрь.