Удивительные приключения Яна Корнела
Шрифт:
Наша прогулка закончилась на сей раз в какой-то конюшне. Это было не трудно заметить по каменным желобам и стойлам, откуда еще не убрали ни подстилки, ни навоз. Но тут было, по крайней мере, довольно тепло и в углу валялся большой ворох соломы, на который нам указал один из мушкетеров:
— Берите себе на подстилку! Вечером вам принесут хлеба и пива.
Тут двери конюшни захлопнулись. Снаружи щелкнул засов, и мы остались одни, запертые, как в тюрьме.
Сначала мы действительно стояли здесь подобно скотине, которую загнали в хлев и забыли привязать. Но скоро в нашей конюшне поднялся невообразимый шум. Одни ругались, другие хныкали. Некоторые сновали из угла в угол, пинали ногами солому или столбы,
Больше того, только теперь мы заметили, что вторая группа завербованных была отведена в другое место. Ребята напрасно разыскивали своих друзей-односельчан, а Штепан Картак — брата, с которым его разлучили в первый же день.
Я уселся вместе со Штепаном и Мотейлом на одной охапке соломы. Послушай нас кто-нибудь тогда, он наверняка бы подумал, что мы спятили с ума. Каждый бубнил свое, и никто из нас не слушал друг друга: Штепан все время твердил одно и то же, — как это они с братом могли очутиться в разных местах, я уговаривал завтра же бежать домой, доказывая, что этот побег нам обязательно удастся; о чем бормотал Мотейл, — я теперь уже не помню.
То, что мы все действительно чувствовали себя скверно, легко было заметить хотя бы потому, как безразлично мы отнеслись к принесенному нам хлебу и пиву. Хотите верьте, хотите нет, — у нас пропал всякий аппетит. Каждый из нас равнодушно мял свой кусок в руке или, если кто-нибудь надкусывал его, совершенно не задумывался над тем, какое редкое сокровище досталось ему на ужин. А это что-нибудь да значило!
Был уже поздний вечер, когда снова звякнула задвижка. Двери отворились, и в конюшню вошел тот усатый мушкетер, который утешал меня во дворе. Все сразу же умолкли, и наступила такая тишина, что можно было бы услышать падение соломинки. Десятки глаз впились в вошедшего. В них отражались страх и любопытство, ненависть и возмущение, особенно последнее. Но мушкетер как будто не замечал всего этого, — тяжелой походкой, вразвалку, он прошел сквозь толпу ребят, словно перед ним никого не было. В одной руке он держал хлеб и кусок копченого мяса, а в другой — кувшин пива. Я ожидал, что сейчас все набросятся на него, — ведь он все же принадлежал к тем, кто более других причинил нам горя, — однако ничего подобного не случилось. Бравый усач подошел прямо к соломе и ловко плюхнулся на нее рядом со мной и моими друзьями. Затем он важно принялся за еду и запил свой первый кусок изрядной толикой пива. Лишь после того, как мушкетер оторвался от кувшина — белая пена так и осталась висеть у него на усах, — он словно впервые заметил нас.
— Ну так как, ребята, хорошо ли вас здесь встретили? — спросил усач, и в его голосе прозвучало нечто такое, что мешало каждому рассердиться на него всерьез. — Видите ли, солдатская служба на всякий случай сразу же показывает новичку свои зубы, чтобы раз и навсегда сбить с него спесь и привить ему основную добродетель солдата — беспрекословное повиновение! Мне тоже пришлось не сладко, когда я впервые попал в полк. В тот день была муштровка и на моих глазах так избили двух парней, что они от этого на другое утро умерли. А ведь мы были куда смелее вас. Да и намного сильнее. У вас же еще молоко на губах не обсохло. Вы — такие оскребки, которые выметают теперь из последних углов, поскольку уже нечего мечтать найти настоящего мужчину. — И он снова добродушно рассмеялся: — Ну, не коситесь на меня, — ведь я вас не избивал…
Не знаю почему, но ребята сразу же прониклись к нему доверием. Скоро мы обступили его со всех сторон. Хотя никто еще не отваживался задать ему какой-либо вопрос, — а их у нас был целый ворох, — однако каждый с нетерпением ожидал, что он скажет дальше. Предварительно изрядно хлебнув, мушкетер в самом деле стал продолжать свой рассказ в прежнем духе:
— Разве можно теперь вербовать солдат так, как прежде? Прежним-то путем мы немного бы набрали их. Ведь теперь-то к нам добровольно идет только тот, кому деваться некуда, или тот, кто сорвался с виселицы. Потому-то ныне приходится ловить людей таким способом, каким заманили сюда вас. Война тянется уже двадцать семь лет, я сам вот шатаюсь по свету уже двадцать пятый годик. Как видите, моя башка до сих пор еще торчит на плечах. Пули-то всегда больше влетают в окна господа бога, чем попадают в людей. Вам всегда следует верить, что они минуют вас, даже если они попадают в вашего соседа. Само собой, это чепуха, но она помогает.
Не знаю, как подействовали слова мушкетера на других, но я сразу же поверил ему. Разумеется, я вернусь с войны целым и невредимым. Хотя бы назло всем тем, кто поймал меня в эту ловушку!
— Все это только одна болтовня, — продолжал мушкетер свои рассуждения. — Но я пришел сюда не ради этого. Вам необходимо знать другие вещи, такие, с которыми вы будете сталкиваться каждый день. Теперь же хорошенько навострите уши: чем раньше вы избавитесь от своего ребячества, тем меньше будет у вас синяков и поломанных ребер.
Вы думаете, что я плохо себе представляю, каково у вас сейчас на душе! Еще недавно вы жили под крылышком у папы с мамой, а сейчас чувствуете себя, как цыплята, которых коршун неожиданно вырвал из-под наседки. Мысленно вы еще одной ногой находитесь дома, вам хочется надеяться, что все это только сон. Скоро вы очнетесь от него. Я сам это испытал. Но еще хуже бывает тогда, когда ты осознаешь, что все случившееся с тобой — правда. Первая мысль, которая тогда придет тебе в голову, — это убежать домой.
Как только вы додумаетесь до этого, так сразу же вспомните мой совет, который я сейчас вам дам: не вздумайте в самом деле бежать отсюда! Уже не один такой новичок полагал, что ему удастся сбежать и так надежно спрятаться, что уже никто не найдет его. Разумеется, всякий такой молокосос с грехом пополам доберется до своего дома. Мы даже не сомневаемся, что он там, и без малейшего труда хватаем его за шиворот. А каков конец? Веревка на ближайшем суку. И для дезертирства нужно иметь опыт.
С той минуты, как вас завербовали, вы становитесь ценным товаром, и пан полковник очень неохотно пожелал бы расстаться с вами. Задаток он вам дал, теперь ему придется обмундировать и вооружить вас, поскольку он обязан выставить целый полк на свой счет.
Все эти премудрости не укладывались у нас в голове и мы так вытаращили на мушкетера глаза, что он даже расхохотался:
— Ну, вы же знаете, что полковник взял вас к себе не ради ваших красивых глаз, а для того, чтобы заработать на вас. До этого его вызвал к себе император и сказал ему: «Даю тебе столько-то тысяч дукатов, ты же подготовишь на них мне полк пеших и конных слуг со всеми их потрохами и обучишь их». Теперь вам не трудно представить себе, как рассвирепеет такой полковник, когда узнает, что от него убежал мушкетерский мундир, надетый на дезертира! Еще более его огорчит тот, кто улепетнет от него вместе с его конем.
Что бы рассказать вам еще? О жалованье и харчах вы уже слыхали. Каковы они будут в действительности, вы скоро узнаете сами.
Главное, сынки, не будьте такими пришибленными! Чем вы интересуетесь еще?
— Когда же окончится эта война? — сорвалось у меня с языка раньше, чем я успел опомниться. Однако было заметно, что этот вопрос, видимо, серьезно волновал всех.
Тут усач вытаращил свои глаза на нас. Потом он расхохотался так, что даже весь затрясся. Это был странный, вовсе не веселый смех, быстро перешедший в хрип; на лице мушкетера появилось мрачное выражение.