Удивительные приключения Яна Корнела
Шрифт:
Нет, эти события не были приключениями, а чем-то гораздо лучшим. Это была настоящая жизнь. Она знакомила меня с более важными и величественными делами, чем все битвы на суше и на море.
Я сижу над последними исписанными листами и даю своим глазам отдохнуть, глядя на окружающую зелень.
Подо мною к самой реке спускается виноградник, и колья, пышно увитые виноградными лозами, стоят здесь, по всему
Передо мной открывается необъятный край. Мне никогда не надоедает любоваться им. Прежде всего взгляд задерживается на серебряной ленте реки, обвивающей подножие Мельницкой горы. А эта лента довольно широкая! Достаточно лишь маленько повернуть голову, и вы сразу увидите, почему она такая. Тут сливаются три потока: Лаба и два рукава Влтавы. Во время своего странствования по свету я видел много больших рек, но ни одна из них не казалась мне такой спокойной, красивой и близкой, как наша, под Мельником. Ведь ее воды где-то далеко вбирали в себя соки многовековых деревьев, аромат и краски полевых растений, трепет тенистого ивняка, шуршание камыша, отражение порхающих и сверкающих, словно драгоценные камни, стрекоз, — словом, так много красоты, что она не только коснулась поверхности вод, но и проникла в ее глубины.
За рекой земля раскинулась огромным, широким веером полей, лугов, аллей, рощ и лесов, простершихся до самого горизонта, у которого возвышаются еле заметные отлогие холмы, а из-за их каймы выглядывает круглая вершина Ржипа. Наверно, оттуда засмотрелся когда-то на наш край праотец Чех [33] и, облюбовав его, сказал: «Вот оно, детки, чудесное место! Остановимся здесь». А ведь он еще не знал, что на этой земле, особенно у нас, под Мельником, появится чудесный виноград!
33
Праотец Чех — по преданию, Чех — праотец чешского народа. Чех пришел в страну «через три реки» со своей дружиной и обосновался у горы Ржип; после смерти Чеха дружинники разошлись по Лабе, Влтаве и другим местам.
Я доволен праотцем Чехом, — он выбрал чудесное место. Оно очень любо мне. Далеко, далеко отсюда, в Оснабрюке, возможно, сидит теперь Матоуш Пятиокий за столом и поднимает в эту секунду кружку с вином. Но подожди-ка, друг, дай-ка и я полакомлюсь вон той гроздью, что висит прямо перед моими глазами. Где-нибудь, — а я желаю ему этого от всего сердца, — наверное, сидит сейчас за столом епископ Общины братьев Коменский и записывает какие-нибудь добрые мудрые поучения вроде тех, что я слышал от него самого и не забыл до сих пор. А где-то еще дальше живет Селим и поет свою удивительную песню. По всему свету разлетелись люди, милые моему сердцу. Если бы я вспомнил еще о тех, о которых я даже не упомянул в своей книге, набралась бы целая армия добрых людей. Мне кажется, что у меня есть братья во всем мире. Даже в армии погибших нашлось бы очень много добрых друзей, таких, как Криштуфек, Шимон Завтрадомой, крестьяне Тюрингии — целый строй, — они не умерли в моем сердце. Но разве вы не полюбили их сами?
Пусть все мы, живые и мертвые, скажем вам в один голос:
— Смотрите, тысячи людей своими собственными глазами видели немало дурного и немало хорошего. Научитесь и вы видеть и распознавать все это, — делайте добро и боритесь со злом. Наши сердца страдали и радовались, научились любить и ненавидеть — и то и другое необходимо человеку, — иначе он ничего не осилит и ни с чем не справится. Наши руки трудились, защищали и боролись, — то же должны делать и ваши руки.
Я описывал свои приключения для того, да, только для того — не важно, понравятся или не понравятся они бакалавру Вацлаву Донату, — чтобы вы сами познакомились с людьми, живущими в разных частях света. То, что они рассказали и сделали сами, пусть послужит каждому из вас настоящей школой жизни и поможет вам вышвырнуть из нее все зло, проложить добрую дорогу и весело шагать по ней вперед!