Удобный случай

Нас с Коретти отправили проверить информацию.

Комиссару позвонил стукач в 20.35. Нам приказали выехать на место. Вечер был спокойный, как всегда в начале зимы. На верхних этажах слышался стук дождевых капель по окнам и свист ветра, и нам вовсе не хотелось покидать теплый кабинет. Мы бросили монетку, разыграв с двумя другими патрулями, кому ехать. Мы с Коретти проиграли.

Похоже, речь шла о пустяках, но никогда ничего не знаешь точно. Сборщик денег букмекерских контор

в Южной Калифорнии Фельдштейн исчез, унеся с собой выручку за воскресные дни. Стукач Скалли не знал сколько, но в субботу ставки были особенно высоки в Калиенте, и полагал, что сумма была шестизначной. Слова Скалли никем не подтверждались, но до нас дополз слух, что беглец добрался до Сан-Франциско и спрятался в вонючем отеле на берегу моря. Комиссар решил, что надо проверить информацию.

Мы с Коретти сели в лифт и спустились в гараж Дворца Правосудия, где нам подписали пропуск на обычную машину. Вскоре мы выехали в ледяную ночь Сан-Франциско. Указанный отель находился недалеко от Третьей улицы в промышленном районе.

Мы молча миновали первые кварталы. Печка машины легонько урчала, гоня на ноги поток холодного воздуха. Я закурил, когда мы переезжали через мост, разглядывая огромное датское судно, стоявшее у причала. Выпустил дым через ноздри, и меня внезапно скрутила боль в животе. Я схватился за брюхо и держал руку на нем, пока боль не утихла.

Коретти притормозил и поглядел на меня.

— Все в порядке, Арни?

— Да. Теперь получше.

— Опять язва?

Я кивнул, достал пластмассовый пузырек, извлек маленькую белую таблетку и сунул под язык.

— Жрешь их, как конфеты, — сказал Коретти. — Похоже, они не действуют.

— Нет. Врач говорит, нужна операция. Боится прободения.

— И когда на операцию?

— Никогда.

Он глянул на меня.

— Почему? С этим не шутят.

— Я пока не могу себе позволить такую роскошь. В долгах, как в шелках. У тебя есть семья, Коретти. Сам знаешь, что это такое.

— Знаю.

— Может, летом. К тому времени рассчитаюсь с банком.

— Шеф в курсе?

— Нет. Он ничего не знает. И прошу тебя не распространяться. Я даже жене еще ничего не сказал.

— Долго это в тайне не сохранить, Арни. Кое-кто уже замечает твои приступы. И комиссар обратит внимание. Будет лучше, если сам скажешь.

— Знаешь, что будет — комиссар сочтет меня непригодным к работе. А я и так едва свожу концы с концами с нынешним заработком. На что буду жить, если меня объявят инвалидом?

— Все равно, дальше так нельзя. У тебя конченый вид. Если не можешь оперироваться, посиди на бюллетене.

— Может, ты прав, Боб. Недельку бы отдохнуть. А операция подождет до лета.

Коретти кивнул.

— Ладно. Твое здоровье — твоя забота.

Мы проехали мимо полицейского участка Потреро. Дождь превратился в ливень. Коретти включил дворники. Ледяной ветер бросал на лобовое стекло потоки воды.

Я вытянул ноги, чтобы облегчить боль в желудке. Очень хотелось очутиться дома в теплой постели рядом

с горячим телом крошки Джерри.

Коретти свернул направо, миновал две улицы и снова повернул. Отель стоял в центре квартала между стоянкой грузовиков и чугунолитейным заводиком. Трехэтажное деревянное здание, которому было более века, — разваливающееся воспоминание о другой эпохе. От заводика здание отделял узкий переулок.

Мы выбрались из почти теплой машины и быстро побежали к входу.

Внутри пахло затхлостью, запахом смерти, сохраненным нафталином. У дальней стены вестибюля стояли кожаный диван, три стула и искусственная пальма желтого цвета, а за ними начиналась лестница. У правой стены притулился стол и находилась дверь без надписи. За столом никого не было.

— Милое местечко, — прокомментировал Коретти, оглядываясь.

Из-за двери доносился звук телевизора, включенного на полную громкость. Я махнул Коретти, и мы направились туда. Я с силой постучал, и с притолоки посыпалась густая пыль. Коретти улыбнулся.

Через несколько секунд дверь распахнулась, и в проеме показался старик в маечке и мятых брюках, держащихся на подтяжках. Он посмотрел на нас через очки, сидевшие на кончике носа.

— Что угодно? — спросил он.

— Вы администратор?

— Ага. Администратор. Управляющий. Мастер на все руки. Как пожелаете, — внимательно оглядел нас. — Нужен номер?

Я достал бумажник и показал значок.

— Полиция, — объявил я. — Инспектора Кельстром и Коретти. Хотим задать вам несколько вопросов.

— Полиция?

— Она самая. Можно войти, мистер…

— Гиббонс, — сказал он. — Чарли Гиббонс. Конечно, входите.

Он посторонился. Мы вошли. Телевизор в углу орал про мыло. Похоже, он относился к самым первым экспериментальным моделям.

— Смотрел бокс, — объяснил Гиббонс, выключая телевизор. — Сегодня матч тяжеловесов, но неинтересно. Сейчас дерутся не так, как раньше.

— Полагаю, да, — кивнул я.

Он уставился на меня.

— Фанат бокса?

— Нет, — ответил я. Мне хотелось кофе и к черту советы врача. У Гиббонса было слишком холодно.

— Что вы там говорили про вопросы?

— По поводу одного из клиентов.

— Которого?

— Зовут Фельдштейн, но сомневаюсь, что он сообщил свое имя.

— Фельдштейн? — Гиббонс отрицательно покачал головой. — Нет, клиента под таким именем нет. Сейчас у меня всего несколько постояльцев. Дела идут плохо. Времена не те.

Я считал, что дело не во временах.

— У вас недавно появлялись клиенты? Скажем, за последние два — три дня?

Гиббонс подумал и кивнул.

— Некто Коллинз снял номер три дня назад. Эдакий скромник. Почти все время сидит в номере. Выходит лишь, чтобы поесть.

— Этот Коллинз что-нибудь вам говорил?

— Нет. Ни слова, кроме того, что хочет номер. Но заплатил за два месяца вперед.

Мы переглянулись с Коретти.

— Как он выглядит?

— Невысокий и тощий. На левой щеке что-то вроде родинки.