Уэверли, или шестьдесят лет назад
Шрифт:
Часа через два отряд подъехал к замку Стерлинг, над зубчатыми стенами которого в лучах заходящего солнца развевался флаг Соединенного королевства. Желая сократить путь, а возможно, и придать себе больший вес и подразнить английский гарнизон, Балмауоппл повернул вправо и повел отряд через королевский парк, вплотную подходивший к скале, на которой была расположена крепость, и окружавший ее со всех сторон.
Если бы Уэверли был настроен более безмятежно, он, несомненно, восхитился бы сочетанием романтики и красоты, придающим такую прелесть местам, через которые он теперь проезжал; полем, служившим некогда ареной турниров; скалой, с которой знатные дамы смотрели на состязания и втайне творили молитвы и обеты за успех какого-нибудь избранного рыцаря; башнями готической церкви, где, возможно, эти обеты исполнялись; и, наконец, возвышавшейся надо всем крепостью, одновременно замком и дворцом, где доблесть
Но Уэверли было о чем подумать и кроме этого. Вдобавок вскоре произошло нечто способное рассеять любые мечты. Проведя свой маленький отряд под самыми стенами замка, Балмауоппл в гордости своего сердца приказал трубачу играть, а знаменосцу развернуть знамя. Это оскорбление, по-видимому, задело за живое гарнизон крепости, ибо, как только отряд отошел от южной батареи настолько, что на него уже можно было навести орудие, в одной из амбразур на скале вспыхнул огонь и, прежде чем донесся звук выстрела, над головой Балмауоппла раздался свист, и в нескольких ярдах от него зарылось в землю ядро, засыпавшее его землей. Тут уж всадников подгонять не пришлось. По правде говоря, каждый, действуя под впечатлением этой минуты, скоро заставил коней мистера Джинкера показать всю свою прыть, и всадники, отступая скорее поспешно, нежели упорядоченно, убавили ход и, как заметил впоследствии лейтенант, перешли на рысь не раньше, как укрывшись за холмом, который защитил их от дальнейших неприятных приветствий со стороны замка. Я должен отдать, однако, справедливость Балмауопплу, что он не только держался все время позади отряда и всячески старался навести порядок в своем войске, но даже простер свою неустрашимость до того, что на огонь крепости ответил выстрелом из собственного пистолета, хотя расстояние до нее было около полумили и я так и не мог дознаться, оказала ли эта мера возмездия какое-либо существенное действие.
Путешественники теперь проезжали по памятному Бэннокбернскому полю note 325 и достигли Торвуда – места, связанного для шотландского крестьянина с представлениями о чем-то славном или о чем-то ужасном, в зависимости от того, преобладали ли в его памяти подвиги Уоллеса note 326 или жестокости Вуда Уилли Грайма. В Фолкерке, городе, который некогда прославился в шотландской истории и которому предстояло получить новую известность note 327 в качестве арены важных военных событий, Балмауоппл предложил сделать привал и остановиться на ночь. Это было выполнено без соблюдения каких-либо правил воинской дисциплины, поскольку почтенный квартирмейстер был занят только тем, как бы достать водки получше. Ставить часовых нужным не сочли, и единственными не спавшими были те, кто сумел раздобыть хмельного. Несколько решительных человек свободно могли бы перерезать весь отряд, но часть местных жителей относилась к воинам Балмауоппла сочувственно, многие – безразлично, а остальные были перепуганы. Таким образом, ничего достойного быть отмеченным за эту ночь не произошло, если не считать, что Уэверли не давали спать солдаты, без малейшего зазрения совести горланившие до хрипоты свои якобитские песни.
Note325
…проезжали по памятному Бэннокбернскому полю… – На этом поле в 1314 г. Брус разбил английские войска Эдуарда II.
Note326
…преобладали ли в его памяти подвиги Уоллеса… – Шотландский национальный герой сэр Уильям Уоллес (1272-1305) после поражения при Фолкерке (1298) отступил в замок Торвуд.
Note327
В Фолкерке, городе, который некогда прославился в шотландской истории и которому предстояло получить новую известность… – Возле Фолкерка английский король Эдуард I разбил шотландские войска Уоллеса. В 1746 г. при Фолкерке произошло описанное в дальнейших главах сражение, в котором Карл Эдуард разбил королевские войска.
Рано утром они уже снова были на конях и следовали в Эдинбург, хотя землистые лица некоторых воинов говорили о бессонной ночи, проведенной в разгуле. Привал сделали в Линлитгоу, знаменитом своим древним замком, который шестьдесят лет назад был еще цел и пригоден для жилья. Эти почтенные развалины – не шестьдесят
Когда они приближались к столице Шотландии, отдаленный гул войны уже начал доноситься до их слуха. Они ехали по открытой местности с участками обработанной земли, по которой далеко разносились раскаты канонады. Временами можно было различить выстрелы тяжелых орудий, и Уэверли понял, что дело разрушения идет уже полным ходом. Даже Балмауоппл почел за благо принять некоторые меры предосторожности, выслав нескольких человек вперед, приведя основную массу своих всадников в какой-то порядок и нигде не останавливаясь.
Двигаясь таким образом все дальше, они в скором времени достигли возвышенности, с которой открывался вид на Эдинбург, растянутый вдоль длинного, напоминающего горный хребет холма, обращенного склоном к восточной части замка. Сам замок уже два или три дня осаждали – или, вернее, блокировали – занявшие город северные повстанцы. Из него время от времени стреляли по отрядам горцев, появлявшимся на главной улице или где-либо неподалеку от крепости. Утро было тихое и ясное; после каждого выстрела замок заволакивало клубами дыма, края которых медленно таяли в воздухе, в то время как в средней части эта дымовая завеса по временам сгущалась и становилась темнее от новых клубов, вырывавшихся из зубчатых стен. Частично скрытый таким образом, замок выглядел очень величественно и мрачно, а на Уэверли произвел еще более жуткое впечатление, когда он вдумался в значение этой картины и представил себе, что каждый выстрел может нести гибель какому-нибудь храбрецу.
Эта односторонняя канонада успела прекратиться, прежде чем они подъехали к городу, однако Балмауоппл, хранивший в памяти нелюбезный прием, оказанный его отряду стерлинговской батареей, по-видимому, не пожелал испытывать терпение артиллеристов замка. Поэтому он уклонился от прямой дороги и, подавшись на юг так, чтобы не попасть под обстрел, подошел к замку Холируд note 328 , не вступая в стены города. Затем он построил своих людей перед фасадом этого древнего сооружения и передал Уэверли караулу гайлэндцев, начальник которого провел его во внутренность здания.
Note328
Холируд – замок около Эдинбурга; некогда резиденция шотландских королей.
Длинная, низкая и нескладная галерея, увешанная картинами, долженствовавшими изображать королей, которые, если они когда-либо и существовали, жили за много лет до изобретения живописи маслом, служила не то караульным помещением, не то передней к покоям, которые занял теперь в замке предков предприимчивый Карл Эдуард. Различные чины, одетые одни как гайлэндцы, а другие как жители Равнины, сновали туда и сюда или держались в галерее, как бы в ожидании приказаний. Секретари были заняты писанием пропусков, списков и рапортов. Все казались необычайно деятельными и поглощенными чем-то очень серьезным и важным. Уэверли, впрочем, разрешили сидеть в амбразуре окна, и там он, никем не замечаемый, мог вволю предаться тревожным размышлениям о том, как обернется его судьба, – он чувствовал, что дело близится к развязке.
Глава 40. Знакомые – старый и новый
Уэверли был глубоко погружен в мечты, когда услышал за спиной шуршание тартановой одежды. Кто-то по-приятельски схватил его за плечо, и дружеский голос воскликнул:
– Ну, прав был гайлэндский пророк или нет? Или ясновидение – чепуха?
Уэверли обернулся и очутился в братских объятиях Фергюса Мак-Ивора.
– От всей души приветствую тебя в Холируде, где еще раз поселился его законный хозяин. Разве я не говорил, что и на нашей улице будет праздник, а ты попадешь в руки филистимлян, если только расстанешься с нами?
– Дорогой Фергюс! – воскликнул Уэверли, радостно откликаясь на приветствие. – Как давно мне не приходилось слышать голоса друга! Где Флора?
– В безопасности. Торжествует по поводу нашей удачи.
– Здесь? – спросил Уэверли.
– Да, по крайней мере в этом городе, – ответил Мак-Ивор, – и ты ее обязательно увидишь. Но сначала ты должен повидать друга, о котором ты, вероятно, и не думал, но который часто о тебе осведомлялся.
С этими словами он схватил Уэверли за руку и потащил его из караульной. Прежде чем наш герой успел сообразить, куда его ведут, он оказался в приемной, убранной с некоторой претензией на царственную пышность.