Уездный город С***
Шрифт:
— Не знаю, — медленно протянула Брамс. — Я как-то прежде не задумывалась об этом… Да я, признаться, раньше и в Департаменте бывала от силы раз в седмицу, и то в основном охранный контур проверить! Даже странно, что дядюшка смягчился и всё же решил дать мне шанс. А то до этого я всего несколько раз на место преступления выезжала, и то только на кражи, если там охранный контур имелся вот вроде здешнего. Даже не поверила в первый момент, что меня действительно как настоящего следователя до службы допустили. Так разволновалась… Я вам, наверное, такой глупой тогда показалась, да? — с лёгкой грустью и смущением проговорила она. — Просто испугалась, что вы теперь откажетесь, потому что я женщина. Так обидно сделалось…
— Неправда, — с тёплой улыбкой отозвался Титов, стараясь отвлечься от уколов совести: уж он-то точно знал причины проблемы и ощущал неловкость от необходимости промолчать по этому поводу. — Вы были очень милы, непосредственны и очаровательны. Хотя, признаться, воспринимать вас всерьёз я начал не сразу, и за это во многом стоит благодарить ту выходку с дрыном.
— А сейчас воспринимаете? — недоверчиво покосилась девушка.
— Вы даже не представляете насколько, — с немного нервным смешком ответил он.
Брамс, конечно, намёка и двусмысленности в сказанном не уловила, лишь удовлетворённо кивнула и улыбнулась. Дальше продолжать разговор не стали — как раз добрались до гаража Департамента.
В здании Охранки, куда сыскари направились первым делом, их постигла неудача: полицейские буквально уткнулись в запертую дверь, Боброва не оказалось на месте. Расспрашивать, куда уехал, не стали, удовлетворившись ответом «сегодня не будет», и с сожалением отправились дальше. Наверное, можно было обсудить интересующий вопрос с кем-то ещё, ведь не один лишь начальник Охранки в курсе, но Титов предпочёл подождать: подходящего лица он не знал, а опрашивать всех встречных было глупо и даже опасно — мало ли кто подвернётся!
Всю дорогу поручик старался и не мог сосредоточиться на насущном. Фантазия его, подстёгнутая видением в двадцать третьей комнате, не на шутку разошлась, связывая в один большой узел Валентинова, слова язычника с острова про русалок и прочие странности последних дней вплоть до необычной умбры с места вчерашнего нападения. Уж не является ли последняя следами какой-нибудь сказочной нечисти? Нечто среднее между человеком, животным и вещью…
Хуже того, навязчиво лезли в голову и прежние жизненные впечатления, свои и чужие. Не сказки из детства; обрывки историй, откровенных баек и даже стихотворений некоторых современных поэтов — «блудницу с острыми жемчужными зубами» и другие накрепко засевшие в памяти пронзительно-жутковатые строки.
Натан сердился на себя, напоминал, что так недалеко и до повторного визита к профессору Лопуху, только уже в совершенно ином качестве, однако избавиться от этих мыслей не получалось. И поручик решил прибегнуть к единственному верному средству, отвлечь себя разговором, а потому обратился к спутнице:
— Аэлита Львовна, а расскажите пока про «Взлёт».
— Тридцать лет назад это была маленькая мануфактура, велосипеды делали. Да они их и сейчас потихоньку продолжают изготавливать, но, конечно, главное там самолёты, которыми они ещё до Великой войны занялись. Не сами, разумеется, а с государева повеления. Ну и вот… Занимаются поныне. У них отличные инженеры, есть весьма крепкие и сильные теоретики, так что очень много патентов, многие из которых закрытые.
— Это как?
— Ну, секретные. По аэродинамике, по конструкциям двигателей, даже по металлургии, по-моему, имеются. А вообще я не знаю, что о нём можно рассказать. Ну завод и завод. Большой, солидный, важный. С десяток корпусов, в основном новые, могут сами сделать решительно всё — они и льют, и штампуют, и точат, и дерево обрабатывают, всё больше фанеру, и даже гальваника у них есть промышленная.
— А с охраной как?
— Очень строго, — Брамс недовольно наморщила нос. — На проходной проверяют досконально, с собой ничего нельзя, и вообще словно в тюрьме. Я потому окончательно передумала там работать.
— Занятно, — растерянно хмыкнул Натан.
Насколько всё на самом деле строго, поручик понял сразу, стоило выбраться из машины у небольшого двухэтажного здания из красного кирпича, прерывавшего своим фасадом забор.
Дорога, образуя здесь квадратную площадку, ныряла под ворота слева от строения, сейчас запертые. Ограда внушала уважение, даже трепет — высокая, глухая, с железными рогатинами поверху, между которыми были частой сетью протянуты ряды колючей проволоки — густой, злющей. Забор от прочего окружения отделяла широкая полоса выкошенной травы, обеспечивая отличный обзор охране на вышках. Титов не стал приглядываться, но готов был поручиться, что охрана эта не просто вооружена, здесь не удивили бы и пулемёты. Тут и там на заборе алели крупные буквы предостерегающих надписей — «Стой! Стреляют!»
— Да уж, — кашлянул поручик, озираясь. — Вот это поворот. Как-то я не ожидал, что тут всё настолько секретно. Конечно, самолёты есть самолёты, но… Всё же слишком. И впрямь хуже тюрьмы.
Брамс только развела руками — мол, она же говорила, — и полицейские двинулись к высоким двустворчатым дверям.
Внутри всё тоже оказалось строго, хотя и не столь угрожающе: если вооружённая охрана и присутствовала, то скрытно и в глаза не бросалась. Небольшой светлый холл с паркетом на полу, выкрашенными в белый стенами, до середины обшитыми деревом, и белым потолком без украшений. Справа наверх убегала укрытая зелёной ковровой дорожкой лестница, слева у стены притулился единственный стул и небольшой стол, на котором стояли два телефонных аппарата и лежало несколько листов бумаги с необходимыми внутренними и городскими номерами.
Ту часть помещения, в которую вошли полицейские, отделяли от второй половины две высоких, вычурно-резных арки, между которыми стояла конторка с еще одним телефоном. За конторкой сидел крепкий молодой мужчина, который смерил посетителей пристальным, оценивающим взглядом, но не окликнул и излишнего служебного рвения не проявил.
Мешкать на пороге Натан не стал и прошёл прямо к нему, назвался и попросил пригласить майора Русакова. Если подобная просьба и удивила служивого, то виду он не подал и без возражений набрал нужный номер по памяти.
К счастью, Русаков оказался на своём месте, а оное место — где-то неподалёку, очевидно в этом же здании, потому что появился тот очень быстро.
В присутствии начальника охраны никаких проволочек не случилось, временные пропуска полицейским выписали в минуту. Даже оружие не вынудили сдать, хотя охранник и поглядывал на начальника укоризненно.
Прошли через арку и по лестнице — зеркалу той, что осталась за проходной, — поднялись в кабинет. Пустоватый, безликий, казённо-унылый: серо-зелёные стены, трёхрожковая люстра с белыми плафонами, большое, чуть пыльное окно без занавесок. Два стола буквой «Т», несколько потёртых стульев, три закрытых шкафа — один несгораемый, два обыкновенных, самых простых и грубых, словно деревянные ящики.