Уездный город С***
Шрифт:
— Что, Натан Ильич, пора дырочку под орден крутить? — приторным тоном поинтересовался Валентинов, когда живник закончил свою писанину и отдал бумаги Михельсон.
— Кто может вам это запретить? — рассеянно пожал плечами Натан, кажется, почти не услышав его слов. — Как сказал один из великих, надежда живёт даже возле могил. Пойдёмте, Брамс, воспользуемся советом знающего человека и поговорим с нашим арестантом в более располагающей обстановке.
Аэлита с готовностью поднялась с места и, кивнув, устремилась за ним.
— Натан Ильич, что-то не так? — всё же спросила вещевичка, когда двадцать третья комната осталась позади.
— Что вы имеете в виду?
— Ну… Мы же вроде бы нашли и арестовали преступника, но вы не выглядите обрадованным. Вам жалко его?
— Преступника, — задумчиво повторил Титов, словно бы пробуя слово на вкус. — Если бы всё было так просто!
— Думаете, это всё же не он? Но почему? Есть же улики…
— По многим причинам, — поморщился поручик. — И улики эти меня смущают сильнее всего.
— То есть как? Это ведь те самые материалы, которые использовал преступник, разве нет?
— Те самые, и это исключительно странно. Вы не обратили внимания? Там не было никакого инструмента, кроме почти негодного ножа. Положим, отрезать бечёвку таким можно, ветки можно ломать руками, но как пилить доски? Ладно, инструмент он мог унести. Но ведь и следов никаких нет, что некие действия с этими материалами совершались именно в подвале: ни опилок, ни осыпавшихся иголок. Выходит, мастерил всё это убийца не там? Но зачем было вот так сразу всё складывать? Зачем, например, было тащить горбыль в подвал, почему не бросить с остальными досками? Да и вообще, зачем его где-то добывать — занозистый, неровный, неудобный, — когда у Меджаджева прорва нормальных досок для забора? И мешок еловых лап — к чему? И даже свечки на месте! Притом всё это принесли и аккуратно положили, не побросали кое-как. Так нарочито, что трудно поверить. Да и вёл себя Меджаджев слишком спокойно для человека, у которого в подвале столь серьёзные улики, а он не похож на хладнокровного лицедея, способного на такую тонкую игру. Я почти уверен, что он и вправду в этот подвал не спускался уже очень давно. Ну или он безумен настолько, что сам не замечает части своих действий и не помнит про них, притом эта, другая, личность сознательно пытается подставить первую. Как вы понимаете, в последний вариант я поверить не готов, на мой вкус это слишком. Да и сличение его ладони с отпечатком, который оставил топитель на спине Наваловой, оправдывает его: конечно, папиллярный рисунок восстановить невозможно, но у Меджаджева ведь ладонь заметно больше! Нет, я почти уверен, что Меджаджева и впрямь подставляют, уж очень энергично нам его навязали. И улики решительно все, и полное отсутствие алиби на все три случая, и его фамилия в том деле тридцатилетней давности о дурачке с его сестрой. Но вот кто это провернул и как?
— А может, он это специально так подстроил? — азартно предположила Аэлита.
— Что именно?
— Ну, нарочито всё подбросил, уверенный, что мы решим, что его подставили, а на самом деле это действительно он?
— Меры на этот случай мы уже предприняли: он сидит в камере, — усмехнулся Титов. — Хотя, на мой вкус, это всё же слишком шатко и неубедительно. Но я не думаю, что на нас кто-то станет давить и спешить с судебным разбирательством, несколько дней всяко есть. А там либо всплывёт новое тело, и тогда волей-неволей снимутся подозрения с Меджаджева, либо мы что-то выясним. Кстати, а что показал умброметр в подвале? Было что-нибудь интересное?
— Я так с ходу не скажу, я же даже толком не посмотрела, только сняла и всё, — виновато пожала плечами Брамс.
— Простите, что так вас торопил, — проговорил мужчина.
— Да я сама виновата, — отмахнулась девушка. — Вот пока вы отчёт свой писали, вполне могла бы глянуть, а я забыла. Но я исправлюсь, обещаю!
На этом разговор прервался: сыскари спустились в подвал, и Титову пришлось потратить некоторое время на организацию допроса. Для этих целей здесь имелась отдельная комната — каменный мешок с двумя дверьми в разных концах и небольшим столом посередине, возле которого стояли несколько табуретов.
На поручика, вошедшего вслед за охранником, Меджаджев глянул хмуро, тяжело, исподлобья, но сыпать оскорблениями не спешил и вообще более никаких действий не предпринял.
Отпустили охранника, расселись. Натан разговор не начинал, а Аэлита тем более не вмешивалась, пока разглядывая непривычную обстановку. Серые стены были скучны и унылы, но не более, и никакого давящего впечатления не производили — чулан чуланом, разве что свет одинокого белого плафона на потолке был ярок.
Первым тишины не выдержал, конечно, арестованный.
— Вы меня сюда помолчать притащили? Так я бы и в камере мог, лёжа. Надо же привыкать к тюремным будням, — едко проговорил он.
— За убийство трёх человек куда вероятнее виселица, — спокойно поправил Титов, продолжая изучающе глядеть на вещевика. Опять выдержал паузу. — Скажите, Руслан Яхъяевич, кто имел доступ к вашему подвалу?
— В каком смысле? — опешил тот.
— В прямом. И хорошо подумайте, прежде чем ответить, от этого зависит очень многое. Кто мог проникнуть в ваш подвал? Скорее всего, в ваше отсутствие.
— Никто не мог, что за чушь? — возмутился он. — Постоянной прислуги у меня нет, раз в неделю приходит женщина убраться, так я в это время дома, а еду из трактира напротив приносят.
— Плохо, — уронил Натан, хмурясь. — Друзья, родственники? Неужели и гостей никаких не бывает? А когда бывают, вы неотлучно при них? Особенно в последние несколько дней.
— Не было никого, — нахмурился Медждаджев. — Да вы сами видели, ко мне так просто не влезешь!
— А для чего, кстати, вот такая охрана? Есть что красть? — поинтересовался Натан.
Несколько секунд они мерились взглядами, а потом арестованный всё же ответил:
— Когда отец поставил дом, то была ещё окраина города. А он добротный, крепкий. И несколько собачьих ублюдков решили, что там есть чем поживиться. Их потом и поймали, и вздёрнули — та банда несколько домов в городе опустошила. Да только из всей большой семьи осталась в живых лишь старшая сестра, которая ушла в дом мужа, да я, потому что у друга гостил. Тогда я решил, что в моём доме чужих не будет, — угрюмо завершил он.
— Простите, я не знал, — растерялся от такого откровения Титов. — Но тогда выходит, кроме вас, в этот подвал некому было попасть?
— Выходит, так. Да только я Кулю не убивал. И Лену тоже. И третью эту, как её… — процедил Меджаджев, а после пробормотал себе под нос: — На кой чёрт отец этот подвал вообще оставил? Предлагала же мать засыпать.
— Что вы имеете в виду? — уцепился Натан даже прежде, чем в его голове успела выстроиться логическая цепочка. — В каком смысле «оставил»?