Уфимская литературная критика. Выпуск 2
Шрифт:
Но, если с наркотемой все более-менее ясно (хотя и тут имеются свои натяжки и перекосы: взять хотя бы запрещенную отчего-то книгу нарколога А.Г. Данилина «LSD: Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости», как раз таки резко осуждающую употребление «наркоты»), то с иными текстами, попавшими под безжалостный каток дуры-цензуры возникают весьма недвусмысленные подозрения: не собираются ли разные спецслужбы под видом борьбы с экстремизмом/терроризмом бороться и с инакомыслием? А как же хваленая демократия, гласность и Конституция РФ, гарантирующая право на свободу слова? Вопрос чисто риторический. Когда надо – обойдут и Закон.
Например, в «черный список» попали такие книги, как: «Аллах не любит Америку», «Антология современного анархизма и левого радикализма» (в 2-х тт.), «Коммандос. Своя разведка. Способы вербовки агентуры» Р.
Понятно, почему запретили и изъяли из продажи книги Баяна Ширянова (К. Воробьева) – матерщинника и наркомана. Кстати, почему бы ни проделать тот же финт и с текстами извращенца Владимира Сорокина и иже с ним? Но если «охранка» начинает свирепствовать в отношении альтернативной литературы патриотического, антиглобалистского, антиатлантистского и (по определению) противосатанистского толка, то это уже, господа-товарищи, наступление времен аракчеевщины и псевдодержавного самодурства.
Этак мы докатимся до того, что завтра объявят вредными и запретят к продаже книги таких мастеров слова, гениев (не побоюсь этого эпитета) русской словесности, как Юрий Бондарев, Василий Белов, Валентин Распутин, Владимир Личутин, Александр Проханов и Эдуард Лимонов. (Кстати, ныне по указке ФСБ рассматривается решение об изъятии книг издательства «Ультра. Культура», выпускающего помимо текстов скандально известного мага, чернокнижника и сатаниста Алистера Кроули также произведения оппозиционера и революционера Эдуарда Лимонова). Так что же – и они неугодны? Разумеется, ведь на все лады обличают сложившийся ныне режим, а значит «политически ненадежны».
Как профессиональный писатель и журналист не могу молчать в подобной ситуации мракобесия и репрессивной полицейщины. Писатели подчиняются лишь законам Божьим, и не властям (царям) земным их судить! Ибо спросится с царей этих, когда предстанут перед Судией Вышним: «Почто судили соль Земли?!»
Эдуард Байков
«Песнь героя»
Вышедшая четыре года назад в издательстве «Информреклама» историческая повесть Бату Сиразитдинова «Последняя песня» – вещь, конечно же, некоммерческая и, стало быть, на массового читателя не рассчитанная. Но литературная ценность ее и важность для духовного пространства нашего общества от этого только возрастает, ибо на фоне многочисленных беллетристических поделок-однодневок подобные произведения без сомнения выделяются подлинной самобытностью и глубиной содержания. Не даром повесть публиковалась в «Вечерней Уфе», «Республике Башкортостан», «Агидели» и «Бельских просторах». Согласитесь, далеко не каждого автора и не всякое произведение прозы так охотно принимают к печати ведущие газеты и журналы республики. Полагаю, автор – ветеран войны и труда – заслужил столь доброе к себе отношение.
В повести на примере трагической судьбы героя со всей убедительностью воссоздан облик эпохи царствования Екатерины Великой – периода жестокого подавления любых проявлений инакомыслия: от старообрядческого раскольничества до крестьянских бунтов и национальных восстаний (в частности, притесняемых властями башкир).
Молодой башкир Бахтияр – надежда рода, батыр – вступился за честь своей любимой, за что был заключен в кандалы и сослан на каторгу – к далекому западному морю – Варяжскому (Балтийскому). Путь каторжников лежал в эстляндскую крепость Рогервик. Дорогой пытался Бахтияр бежать, но был пойман и нещадно
Пребывая на каторге, часто Бахтияр вспоминает счастливые дни своего детства и юности, родной край – южные отроги Камня (Урала). А еще – легенды, рассказываемые тайком, о Герое, настоящем Батыре – Салавате Юлаеве. И напевает песни Салавата. Да и как ему не помнить о прославленном воине, ведь отец Бахтияра был рядом с Салаватом до последнего дня неравной борьбы с царскими войсками. Там, на поле брани, и сложил свою голову. А еще наткнулся узник крепости на выбитые на камне темницы строки – одно из стихотворений-песен Салавата. И тайная мысль с тех пор не покидала его – здесь ли славный батыр, жив ли еще?..
Серые будни каторжан были наполнены изнуряющим трудом, болезнями и смертями. Шли годы, но Бахтияра не оставляла надежда – вырваться из плена, обрести свободу. И однажды такая возможность представилась. Повествование достигает кульминации, и тут судьба сталкивает молодого узника с его кумиром. Не сразу узнал Бахтияр в больном, находящимся при смерти пожилом каторжанине Салавата Юлаева. Автор умело, с психологизмом, описывает сцену встречи героев, возможно, несколько скупо передает трагизм последних часов жизни героя-мученика. С болью, с душевным надрывом мы узнаем, как окончил свои дни борец за счастье и свободу своего народа, Человек с большой буквы – Салават Юлаев. Но луч света озаряет его перед уходом – Салават узнает, что он не только не забыт, но и с глубоким уважением чтим у себя на родине. О нем говорят с восхищением, его песни поют с радостью, его именем с гордостью называют приметные места, скалы, пещеры, мосты… Нет, не забыли люди своего Героя! Успокоенный, с последней песней на устах, покидает он этот мир. А напоследок передает слова благословения и благодарности соплеменникам.
Повесть Бату Тухватовича вновь воскрешает в нашей памяти нерушимый образ народного героя. Автор, глубоко изучивший исторический материал той эпохи, неоднократно посещавший памятные места, где проходил скорбный путь Салавата Юлаева, мастерски воссоздал картину последних дней жизни героя. Оригинальная трактовка событий, ненавязчивое подчеркивание идеи дружбы между народами, красной нитью проходящее через все повествование, тонкий психологизм, трагический пафос произведения, умело выстроенный сюжет – все эти достоинства книги призывают к тому, чтобы она была прочитана по возможности широким кругом любителей русской словесности, в частности, исторической прозы.
Александр Леонидов
«Дискретный Байков»
«У Эдуарда Байкова
На каждой ноге подкова».
Эдуард Артурович Байков, мыслитель, философ и трубадур коэволюционности, ворвался в ноотическое пространство стремительно и вне-системно, не кооптированный в бесчисленные и хитиново-мертвые академические структуры. Его научная деятельность вся, по сути, приходится на стык наук и дисциплин, междисциплинарна, нетрадиционна, и потому сложно воспринимается в рамках обыденного подхода, в рамках ученой подёнщины и прусской научной школы, господствующей у нас со времен триумфального шествия марксизма.
Феномен Байкова, аналитика которого идет впереди, в авангарде человеческой мысли (достаточно хотя бы того, что диагноз сумасшествия США он поставил почти на год раньше нобелевского лауреата Ле Карре), как особый фактор влияния на сознание людей в РБ и РФ, его крапивно-жгучие публикации в центральной прессе и вдумчиво-страстный анализ социального бытия в уфимских изданиях требуют особого осмысления и воссоединенности, совмещенности в сфере историографической.
Байков глубоко и трагично дискретен. Его вспышки и импульсы кажутся бессистемными, представляются метаниями познающего разума из стороны в сторону. На самом деле эта дискретность феномена Байкова, как ученого – вынужденное и вымороченное временем явление. Разделенность гуманитарных изысканий, их выпадение из общего аналитического проекта – есть лишь попытка торопливо объять необъятное, успеть за стремительным ходом времени, которое некому объяснить и некому анализировать.