Уфимская литературная критика. Выпуск 5
Шрифт:
Там тлели лепестки озябших флоксов.
Дожди роняла осень в палисад.
И свет желанный, загораясь в окнах,
Во тьме скользил на землю, как закат.
………………………………………………
Венки свивает дикий цветень хмелем
Поверх осиротевших грустных стен.
Кто знает, есть ли дом на свете белом,
Где наше время превратилось в тлен?
Или
Свет окошка звал меня сильней.
Тень в снегу метнулась горностаем.
Мать ее встречала у дверей:
«Дочь моя, голубка, умирает.
Хочет посмотреть, кто к ней пришел.
Жениха с надеждой ожидает.
Помоги, Господь, не будь так зол.
Пусть с тобой о свадьбе помечтает».
И как высшее проявление благородства поступок лирического героя: «Я коснулся нежных бледных рук / Обручальное надел колечко».
Да, «по-славянски скромная душа»… Но будучи скромным, поэт не страшится говорить о наболевшем, не скрывает своих потаенных чувств. Доброты его сердца хватит на всех: «Я выну из сердца иконку / Спаси, Панагия, друзей / Не звон поднебесных церквей / А помощь направь им вдогонку».
Прекрасная баллада о советском гербе – как сказочно-мифический гимн серпу и молоту: «Герб советский – серп и молот / Лучше птицы двухголовой / В русских сказках и былинах / Богатырь, вступая в битву / Не боялся выбить клином / Пень с чудовищем сердитым / И мечом его рассечь / Под огнем обрядных свеч».
И все же, несмотря на все горести и невзгоды, беды и происки врагов, поэт воспевает радость жизни, любви, творчества, созидательного общего дела. И – радость от общения с природой-матушкой. «Звезды, рожденные миром мечты / Ближе для сердца, приятней для глаз»; «Как хорошо, постигая простор / В травах лежать на привольной земле». «В траве зеленой, скошенной на сено / Вдыхает лето запахи цветов / Мечты мои – счастливые мгновенья / В истоме сладких позабытых снов».
Вот и проза Владимира вся проникнута нескрываемой и неподдельной любовью к природе, к тенистым лесам, прохладным речкам, к привольному русскому раздолью. Теме наблюдения – с затаенной радостью! – за природной жизнью, вчувствования в окружающую живую и косную (но оживотворенную) среду посвящен рассказ «Оживает лес». Автор берет за руку читателя и осторожно вводит его в просыпающийся от долгой зимней спячки и стужи лес. В нем пахнущие медом золотые розетки цветов мать-и-мачехи пробиваются к свету, а у березок сквозь коричневую кольчугу почек прорезается зелень. Там «в воздухе по-летнему парит зной», и «ветерок слегка шевелит ветки». И уже подросли елочки – зеленые украшения весеннего неуютного березняка-осинника».
Прозаические строки исполнены поэзией, лирикой, пейзажно-патетической описательностью: «Белая стена березовых стволов сливается, уходит вглубь перелеска, залитая солнцем, она, словно тысячи вертикальных лучей, прожигает голубое небо, отчего светлым
Слышится шум, какое-то потрескивание – «это наливаются поднимающимся от корней соком деревья…». Это столь любезный слуху шум русских берез.
Жизненные истории характеризуют высокое мастерство, редкую наблюдательность, вкус к слову рассказчика. Это истории о людях, о собаках – верных друзьях человека, это сама жизнь со всеми своими коллизиями.
Сюжет рассказа «Колодец» – русский вариант английского черного юмора. Вот уж точно – такое нарочно не придумаешь. Герой копал колодец на даче, да так с лопатой в руках и провалился в подземную речку. Понесло течением, тут лопата и спасла, зацепившись за какую-то дыру. Оказалось, колодец соседа. Благо и тот оказался на участке. Одним словом, и смех и грех.
Ну, а уж рассказ «случай в тайге» – это точно юмор, хоть и не «черный», но страха в нем хоть отбавляй – того, который испытывает главный герой, буровик Александр. Поехал в отпуск в родную деревню и там нечаянно свиделся со своим заклятым врагом, кузнецом Павлом – а тот в гробу, помер.
От переживаний Саша запил. Вернулся в тайгу, на буровую. Тут и началось. Преследует его покойник, пытается добраться до своего живого недруга. Уж парень и стрелял из охотничьего ружья в кузнеца, да все бесполезно. И вот настиг его, бедолагу, мертвец, а Саша возьми да проглоти шашки – все сорок восемь штук из настольной игры, чтобы, значит, тверже стать, дабы не прокусил его упырь. Впрочем, никакой мистики, налицо признаки «делириум тремум». Белая горячка прошла, а вот из-за проглоченных шашек пришлось полежать буровику в больнице. Прав все-таки был Ипполит Матвеевич – надо меньше пить!
А вот в рассказе «Как тяжело быть коммерсантом» этакий начинающий бизнесмен до того уработался-задергался, что взял да уснул на ходу – и не где-нибудь, а прямо на трамвайных рельсах в безлюдном парке. Нет, это не то, о чем вы подумали. Никто его, болезного, не переехал и не «зарезал» как бедолагу Берлиоза. Просто… трамваи останавливались, пассажиры выходили, охали-ахали, судачили, а потом самые ретивые из них перекладывали как они полагали мертвого на другие рельсы, встречные. И так много раз, пока горе-коммерсант не пробудился от своего сна, чуть не ставшего воистину смертельным, и не пошел своей дорогой с головой на плечах, полной коммерческих планов, дум и забот. Вот жизнь у людей!.. Но поражает в этой истории даже не факт загнанного работой «строителя капитализма», а полный маразм и отчужденность людей – никто не удосужился позвонить в милицию, скорую, отвезти его куда надо, или на крайний случай положить РЯДОМ с путями, а не на рельсы. О темпора, о морес!
И снова буровая в тайге в рассказе «Голый Яр». Чего тут только нет, что только не происходит – страсти кипят не хуже хваленой «Санта-Барбары». Автор превосходно описывает характеры героев, типажи, взаимоотношения между ними, точно вычерчивая каждый нюанс, передавая оттенки живой разговорной речи. Для этого надо побывать в шкуре своих персонажей, самому повариться в их котле, а главное – владеть даром описательного слова.
Виктором Кувшиновым овладевает бес противоречия. Кажется ему, что молодая замужняя повариха Нина издевается над ним, на людях кокетничая и называя его «любовником». Раздражение перерастает в глухую злобу, сердце ожесточается, и происходит взрыв. Он прилюдно обвиняет ее в халатности, грубит. Дальше – больше: отказывается от еды, не понимая, что доказывает себе и окружающим лишь свою глупость, корни которой в юношеском максимализме. И себя довел, и девушку, которой муж – ревнивец и пьяница постыл. И вновь нарыв прорывается самым верным способом – не расшибешь лоб, не поумнеешь. «Бес» оставляет парня. Окончательно или до срока?..