Уфимская литературная критика. Выпуск 5
Шрифт:
Но надобно все же признать: Байков не только СТРАШЕН, но и ЛЮБ. Он люб нам тем, что, не считаясь с финансовыми расходами, потраченным временем, личными усилиями и растрачиваемой энергией, чужим мнением (подчас завистливым и ехидным) – несмотря ни на что РЕАЛЬНО помогает многим своим коллегам – и начинающим, и уже состоявшимся литераторам. Он нас поддерживает советом и разъяснениями, публикует и издает наши произведения, продвигает наши имена на местном и центральном литпространстве, объединяет нас, разрозненных и единоличных, в дружную компашку, он же лоббирует наши интересы в высших литературно-писательских и правительственных структурах.
Всего
Александр Леонидов
«Бодрость разума» (О повести Э. Байкова)
«MODUS VIVENDI, или СНЫ РАЗУМА» написаны Эдуардом Байковым (Баюном Явраевым) в 2000 году, осенью. Снабженные пугающе-претенциозным подзаголовком «экзистенциально-трансцендентальная повесть» и двумя эпиграфами, на мой взглад, противоречащими один другому, разделенные на «трансценденцию» и «экзистенцию», «СНЫ» как-то потерялись в общем потоке авторского творчества, не нашли в нем своего места. По правде сказать, повесть оказалась непонятой большинством ценителей творчества Э. Байкова.
Она и в самом деле стоит особняком в ряду его остросюжетных и как бы «условных», моделируемых воображением персонажей в столь же воображаемой реальности. Для малообразованного человека заголовки типа «ТРАНСЦЕНДЕНЦИЯ Id» и «ЭКЗИСТЕНЦИЯ Ego» могут показаться даже оскорбительными.
К тому же и начало повести как-то привычно настраивает на байковский традиционный «экшн», некий евразийский, восточный вариант «вестерна» (уж простите за каламбур), как в «Гневе» или рассказах «Фантасофий»:
«Я являюсь буйным и опасным заключенным. За свое поведение меня наказывают, но все, по-моему, безрезультатно. Затем зам начальника тюрьмы – умная и волевая женщина испробует на нас новую методику – нечто типа особого вида психотерапии, в результате которой мы вроде бы усмиряемся и превращаемся в кротких агнцев…»
Ничто не предвещает, кажется, в таком боевом начале неожиданное продолжение, выход из вымыслов в предельную трезвость реализма, в обостренную и неожиданную для Байкова предельную правду жизни. Автор, который прежде всего «баюкал» сказками (отсюда и БАЮН Явраев, т. е., упрощенно говоря, «враль»), вдруг обращается к удивительно фотографическому, зеркальному отражению действительности, мира вокруг себя. Тут вам, критики, и гоголевское «на зеркало неча пенять», и лимоновское беспощадное к «Эго» саморазоблачение, саморазвенчание героя-автора…
Форма, которую Байков избирает для крайнего, без румян и ретуши, натуралистического реализма, так же потрясающе парадоксальна: это царство Морфея, дымка сновидения, фата-моргана, близкая к воспаленному бреду. Байков-Явраев первым (не побоюсь этого слова!) во всей мировой литературе развернул на 180 градусов метод «чистого воображения» – сновидения, которое традиционно давало авторам право на любую, даже самую экзотическую фантазию, в сторону реалистического, даже клинического «портрета души» человеческой.
Вослед сну, переполненному романтическими символами и деталями развлекательной литературы в стиле раннего Б. Явраева, приходит и «экзистенция» суеты сует:
«Игорь Измайлов – молодой человек среднего роста и довольно приятной наружности – битый час торчал на Центральном рынке, поджидая клиента. Человек, с которым
Такими словами начинается вторая линия повествования «MODUS VIVENDI», вторая колея, благодаря стабилизирующему влиянию которой первая не проваливается в миражи романтизма, а напротив, служит самой последовательной из всех литературных карт изнанки души героя.
Отныне человеческая жизнь будет словно бы распластана у Байкова-Явраева под микроскопом. Повесть превратится в исследование, распространяемое умелым пером маститого автора вглубь и вширь.
Скажут – и это не ново под луной. Ведь были уже писатели натуралистического стиля: Э. Золя во Франции, М. Кретцер в Германии, были Флобер и «драма среды» Гауптмана… Был на свете Сартр. Но не было прежде такого точного описания именно ГРАНИ материального и духовного мира, их взаимопроникновения, взаимозависимости, той ГРАНИ, которая определяет зыбкость бытия и твердыню вымысла.
«Я нахожусь на крыше (плоской) какого-то невысокого здания. Неожиданно вижу в окне напротив (или это проем?) свою бывшую классную руководительницу, учительницу русского языка Качкаеву Лидию Никаноровну. Теперь она – известная целительница и специалист в области психотерапии. Я, прячась за выступом стены и пытаясь остаться неузнанным, разговариваю с ней, излагаю свою точку зрения на психотерапию и рассказываю о своих проблемах… А перед этим я давил, сжимая в ладони, разрезанную на четыре части луковицу и из нее сочился сок, мякоть и выделялся пахучий запах, испарение фитонцидов, дезинфицирующее воздух в квартире».
Примерно вот так звучит «на камертон» текст книги Байкова-Явраева. Призрачная дымка – но сколько в ней нежданной, казалось бы, даже невозможной искренности и авторской индивидуальности.
Есть в повести и почти порнографические эпизоды. Один из самых сильных и зловещих «снов разума» – сон о йети: «В это время мне говорят, не мужик, а какая-то старуха, что вот мол, йети захватил двух мужиков и использует их. Я переспрашиваю: «он использует их в качестве рабов?» «Нет, – отвечает пожилая женщина из деревни, – он их «матросит», в смысле «пидорасит». «Значит, он их трахает в задницу» – понимаю я и вижу перед собой йети – огромный, лохматый, со зверским выражением лица неандертальца он своим огромным членом буравит расширенный анус бедолаги. Я даже посочувствовал, пожелав пленнику попытаться максимально раздвинуть анальное отверстие, стоя «раком», чтобы йети не порвал его…»
Зыбкая дымка снов лирического героя, в котором нетрудно обнаружить автора, завораживает и пленяет невероятными художественными приемами, как бы обволакивает и погружает в себя. Но вот вопрос вопросов для «MODUS VIVENDI» – что же в итоге? Удалась ли предпринятая автором смелая попытка концептуализировать житейские миражи, или же мы остались с простым, интересным и захватывающим, но все же пустым протоколированием событий по обе стороны жизни человека – духовной и физической?
«MODUS VIVENDI» не так проста, как может показаться на первый взгляд. Две колеи повествования идут как бы порознь друг от друга. Более примитивный автор как-то обязательно увязал бы их для целостности сюжета, если не в начале, то хотя бы в конце, ближе к развязке повести. Например, сны у него формировались бы под влиянием реальности, или наоборот, реальность вытекала бы из сна наподобие «Песни о вещем Олеге». Но не таков Явраев-Байков, он пишет не для люмпен-пролетариата, и всегда оставляет в тексте некоторый элемент шарады, ребуса.