Угарит
Шрифт:
Столпившиеся вокруг дамы недоверчиво цокали языками, передавая из рук в руки грязновато-белый носок с так и не отцепившимися кое-где колючками, засовывали внутрь руки и одобрительно качали головами, подтверждая, что в такой обуви им, пожалуй, никакая зима не страшна.
– А что еще ты умеешь… уаззани? – спросила старуха, коверкая русское слово, когда носок, совершив круг по рукам, вернулся к ней.
– Да все, что хочешь, – беспечно ответила я. – Кофты, свитера, шапки, шарфы, варежки, пояса – я все могу.
– Пояса! – Торжественно поднимая палец вверх, возгласила старуха. – Ты сможешь связать красивый пояс, достойный того, чтобы его носил царь?
– Конечно
– Тогда завтра ты будешь вязать царский пояс, – резюмировала решительно старуха. – И еще будешь учить нас делать эти твои… носки.
– Да буду, буду, – согласилась я, пусть только кто-то спиц нормальных наделает, чтобы прямые были, а не эти кривульки, и отшлифует их получше. А мне для пояса пусть спицы с наконечниками сделают, а то неудобно будет.
Вновь призванный Главевнух пообещал, что к утру все потребные материалы будут готовы, проводил меня до нашей с Венькой комнаты, и… и меня снова ждал одинокий вечер.
А потом еще и еще… Венька являлся грязный и потный, падал рядом со мной на ложе когда я уже крепко спала, утром снова исчезал ни свет ни заря, так что мы и словом обменяться не успевали. И что, спрашивается, ради этого всего я так стремилась в град Давидов? А где же город золотой из моих грез? Действительность, как водится, оказалась куда грубее и прозаичнее любых фантазий.
Ну и ладно, пусть мальчики играют в свои мужские игрушки. А у меня пока своих дел хватает. Мастер-классы по вязанию шли полным ходом, пояс царский тоже получался просто заглядение, тем более, что на отделку я пустила свои заветные финикийские бусины, фантастическим образом уцелевшие во всех наших передрягах. Пару наиболее сообразительных девчушек я даже обучила самым основам макраме, и они теперь плели из белых и золотых нитей отделку для царского плаща, непременно вплетая по углам по голубой ниточке для оберега от злых духов. Одним словом, подготовка к какому-то празднеству шла полным ходом. Только вот к какому? Любые вопросы на эту тему Главстаруха пресекала одним мановением руки, а я себя уже десять раз обругала за то, что в свое время не удосужилась почитать ничего по истории древнего мира.
И еще очень занимала меня одна мысль – а что скажут археологи, если через тридцать веков откопают наши художества? Надеюсь, я ничего такого принципиального в мировой истории не порушила? А то, может, как обуется иудейская армия в шерстяные носки, да как повысится ее боеспособность в зимнее время, и пойдет вся история неведомым порядком. А потом вынырнем мы с Венькой в своей эпохи, глядь, нет никакой Москвы, а есть только один всемирный Израиль. И что ж тогда хоругвеносцы с хамасовцами делать будут? Уйёо! Обсудить бы это дело с Венькой, только где он, спрашивается? Может, и не нужна ему больше никакая Юлька на веки вечные? Думать о таком было очень грустно, а не думать тоже не удавалось. Ну почему мужики вечно думают только о себе и о своих игрушках, а?
52
Как-то уж очень быстро оно всё тогда завертелось, и не продохнуть… Домой приходил – падал трупом, только бы выспаться хоть немного, уж не до нежностей было. Йоав меня не просто торопил – гнал, как сумасшедший: если завтра война, если завтра в поход… Хотя у них тут войны не объявляются и не прекращаются – они приостанавливаются на время, чтобы стороны передохнули и подготовились к следующему раунду. В этом смысле двадцатый век нашей эры на Ближнем Востоке очень похож на десятый век до.
Уже следующим утром после аудиенции, ни свет ни заря, посыльный разбудил меня и утащил
Прежде всего, очень сильно отличались начальные условия. Как я и представлял себе, постоянной армии у Давида практически не было. В случае большой войны собиралось по всей стране ополчение, так что я хоть и был назначен сотником, но никакой сотни у меня под началом не было, и взять ее было пока неоткуда. Еще несколько таких же офицеров жило в небольшой нашей столице и ее окрестностях, остальные были рассеяны по стране, как и рядовые воины. Вот нападут филистимляне – соберется ко мне постепенно, за пару недель, человек сто, или пятьдесят, или двести, уж как получится, вооруженных чем попало и примерно так же обученных. Вот их-то я и поведу в бой, если другого командира у них на тот момент не случится. Радостная перспектива.
В Иерусалиме и его окрестностях квартировали только два отряда постоянной боевой готовности, и оба состояли не из израильтян. Называли их тут «керетеи» и «пелетеи», и кем они были по происхождению, я так до конца и не понял. Похоже, что это правнуки тех самых молодцов, которые разнесли в свое время в щепки Угарит, и даже может быть, что их названия указывали на Кипр и на тех самых филистимлян, с которым воевать мы и готовились. Друг с другом они говорили иногда на своих каких-то наречиях, явно не семитских, но и еврейским владели свободно, я даже акцента не замечал.
Воевать эти два отряда, впрочем, особенно и не собирались. Их задача была – охранять царя, и такое решение сразу показалось мне очень логичным. Набери Давид свою стражу из израильтян, пусть даже из своих сородичей, из племени Иуды – не миновать тогда распрей и дворцовых переворотов. Вон, родной сын Авессалом и то восстание против отца поднял. У нас Римских пап тоже издавна охраняют швейцарские гвардейцы, хотя среди самих пап швейцарским происхождением никто пока не отмечен, и вообще основная религия в этой стране – протестантизм. Видимо, самый верный слуга для правителя тот, кто лично обязан ему всем, кому нечего ждать от других ни на далекой родине, ни в стране, где он служит. Такого ни задурить, ни подкупить не удастся – он понимает, что его голова при смене власти полетит первой.
И особенно логичным показалось мне, что этих отрядов было сразу два. Допустим, забастуют керетеи – так сразу поспешат выслужиться за их счет пелетеи. Возникнет среди пелетеев заговор – керетеи встанут железной стеной. Может, и во времена д’Артаньяна, по крайней мере, как это описывает Дюма, так и обстояло дело, с этими мушкетерами и гвардейцами, вечными соперниками на одной и той же службе?
Так что было у Давида ополчение, то есть просто мужики, которые живут своей жизнью и при необходимости берут в руки оружие, и была дворцовая стража. А еще были Трое, и были Тридцать – ближайшие сподвижники и соратники, друзья самого Давида со времен его юности. Кто-то из них уже умер, и почти все состарилось настолько, что в походы ходить не могли, но по-прежнему считалось, что уж эти-то Тридцать, и особенно Трое (Йошев, Элазар и Шамма – три таких же, как и царь, старика), уж они-то точно выйдут на любую битву и всех победят. Что бы там ни планировали мы с Йоавом, как бы ни распоряжались – вот придет один из них, скомандует по-своему, и кто за кем в данном случае пойдет, еще не известно.