Угловой дом
Шрифт:
Мы с подругой помчались в лес.
Они сидели на опушке, так что искать их долго не пришлось. Мы притаились. Что будет дальше? Они увлеченно о чем-то говорили. О чем? Он не знает тюркского, она почти не знает русского. Мы ждали хотя бы поцелуев. Ничего! Все это было так не похоже на Алексея! Настоящая платоническая любовь!
— Ну, это другое дело, — сказал я.
— Подруга моя хоть и успокоилась немного, но больше ни одного дня не осталась у нас и в ту же ночь вернулась в Баку.
— А по-моему, они все остались ночевать! — прервала тетю Лина.
—
— Да, мама мне рассказывала эту историю.
Речь шла, оказывается, о матери Лины!..
— Память у меня стала совсем никудышная!.. Мама… — Тетя потерла лоб. — Да, покойная мама решила никого не отпускать, мы оставили у нас и твою маму, и Ламию.
— Ламию?! — Моему удивлению не было предела.
— Что с вами, молодой человек?
— Вы же говорили, что не знаете ее имени!
— Я? Не может этого быть! Разве я могу забыть такое имя?
— Вы же говорили…
— Бывает такое, — сказал гипнотизер. — Забыла, а теперь вдруг вспомнила. — Он улыбался, явно довольный моим замешательством.
— Да, девушку звали Ламией. Почему это вас так взволновало?
— Это имя нашей соседки, она была подругой моей матери.
Гипнотизер не без злорадства заметил:
— «Как тесен мир», сказал поэт… — А в глазах его я прочел: «Еще не то услышишь!» И добавил: — Я же говорил вам, что могу кое с кем вас познакомить.
— С кем? — спрашиваю. — С Ламией?
«Ну вот я и поймал тебя! — подумал я. — Ламии ведь давно нет в живых».
— Разумеется, не с нею. Почему вы задаете мне такой вопрос? Вы же взрослый человек! Разве Ламия жива? Я сказал в переносном смысле.
— А именно?
— Ну, скажем, с ее братом!
«Быстро же соображает, черт! — подумал я. — Раз мне известно о Ламии, значит, если мыслить логически…»
Но не успел я додумать, как гипнотизер торжественно произнес:
— Дурсун!
Я обомлел.
Но хозяйка вовсе не удивилась, а лишь горестно вздохнула, словно давно забытое всколыхнулось с этим внезапно произнесенным здесь именем. Она повторила как бы про себя: «Дурсун!!!»
— Да, все заночевали у нас, а наутро проводили тюрчанку в Москву, и мы остались — Алексей, подруга моя, мама и я. А потом все улеглось. И уже осенью того года Алексей и твоя мать поженились.
— А как же Ламия?
— Никак. Уехала. И больше они не встретились.
— Но вы же говорили, что ваш брат любил ее!
— Вскорости родилась моя племянница-красавица, отец в ней души не чаял.
— Такой вариант меня не устраивает! — возмутилась Лина, встав рядом со мной. Будто ее кровно обидели или оскорбили. — И хотя вместо меня могла появиться на свет другая, но как можно допустить, чтобы так банально закончилась история любви моего отца?! Я не верю!
Мы с Линой стояли рядом, единые в своем протесте. Гипнотизер был явно сбит с толку, никак не ожидал, что жена будет заодно со мной.
Лина крепко сжимала мой локоть. Нас надо было разлучить во что бы то ни стало. Но это было почти невозможно.
— Любовь имеет продолжение! — сказал гипнотизер.
— Нет! Любовь брата вспыхнула и сгорела, как спичка! — возразила
— А кровь мне подсказывает иное. — Лина повернула лицо ко мне, прикрыла глаза ресницами, которые чуть-чуть вздрагивали, и, понизив голос, медленно заговорила: — Я чувствую, что по жилам моим течет отцовская кровь, как от нее разливается тепло по всему телу… А может, и не отцовская любовь говорит во мне, а это шумят голоса моих далеких предков… Что передалось мне от них? Вот он, полудикий мой предок… Раз я существую, один конец ниточки у меня, а другой тянется и теряется там, у него, одетого в шкуру мамонта, и в руке у него каменная булава, он охраняет свой очаг, свою подругу… Может быть, и мне присуща эта страсть…
— Наверняка ты видишь, как он сражается с мамонтом? — перебил ее муж.
Она открыла глаза.
— Нет, чего не вижу, того не вижу. А только с предком своим я разговаривала. И он сказал мне: «Слушай, что кровь подсказывает, не ошибешься!..» И еще он сказал: «Замечтаешься днем — закрой глаза и говори мне, а замечтаешься ночью — говори звездам!»
Лина как-то странно посмотрела на меня и вышла, накинув на плечи платок. Я слышал, как она открыла дверь на балкон. Мне показалось, что она шепнула мне: «И ты выходи!» Но, когда шепнула, я не уловил, просто в голове звучал ее голос.
Гипнотизер заметил, что я собираюсь выйти, и, пытаясь задержать меня, воскликнул:
— И раньше была любовь!
Но остановить меня было невозможно.
— Не было ничего! — столь же решительно отрезала хозяйка. В ее голосе было раздражение. Но не против же меня! Или Лины. Тетя просто устала — дни такие мучительно долгие, то ли сон, то ли явь, что пережито сегодня.
4
Да повешу я на грудь твой крест, моя христианочка!.. Из народного сказания
Оригинально расположены балконы в этом доме; не один над другим, а в шахматном порядке. Над головой — небо…
Ярко горели звезды. Странно — Лины на балконе не было. Хотел вернуться и разыскать ее, но вдруг услышал шепот. Как бы ни было темно, на маленьком балконе я не мог не увидеть ее. Но здесь ее не было. Я опять услышал шепот. Но ведь и ослышаться я не мог — это был ее голос. Что за наваждение? Словно с неба, со звезд доносился этот шепот. Я огляделся, и — о ужас! — Лина смотрела на меня с балкона верхнего этажа! Ну и отчаянная! Она поднялась с теткиного на чужой балкон по соединявшей их узкой декоративной лестнице.
— Лезь! — шепнула она мне.
И сказала так повелительно, что я подавил в себе страх и взялся рукой за тоненькие холодные перила. Лестница ходуном заходила под тяжестью моего тела, чуть не оторвалась от стены. Как только я влез, она схватила меня и, притянув к себе, шепнула: «Не бойся! Нас никто не видит… Это балкон Лины, соседки. Она у нас!»
Я вспомнил о тезках и загаданном желании. Голос ее ласкал мое ухо. Она еще что-то говорила, но я не слышал, только яркие звезды горели над нами…