Угловой дом
Шрифт:
— Скоро придут. Электроорганист уже здесь.
— Свадьба в разгаре, может быть, начнешь пока с одним органистом?
— Он только в ансамбле играет.
С другого конца двора бородач-кларнетист делал мне знаки, показывая на часы. Время нашего уговора истекло. Они играли больше получаса. Все надежды Асаф и жених возлагали на меня: они просили задержать трио.
— Урежьте деньги с квартета и прибавьте трио, тогда будут играть, — сказал я, глядя на певца.
Тот промолчал, а мой брат и жених согласно закивали.
Я подошел
— Жених просит, чтобы вы еще немного задержались. Ваше трио по душе и гостям невесты, и гостям жениха.
— Это мы и без вас видим. Говори конкретную сумму.
— Останетесь довольны.
— А где обещанный шабаш? — встрял в разговор барабанщик.
Я произнес несколько путаных фраз, переходя на многозначительный шепот, раза два употребил слово «шабаш» и кое-как уломал их.
Брат уже звал меня…
Все эти переговоры так заморочили мою голову, что я забыл и о себе, и о своих делах. Я с трудом пробирался среди танцующих. Удары барабана выталкивали людей в круг. Подойдя к брату, я увидел, что сидящий рядом за столом певец раскрывает рот только для того, чтоб набить его шашлыком, а у меня во рту еще кусочка хлеба не было. К тому же певец многозначительно переглядывался с электроорганистом и морщился от звуков зурны. Будто свадьба игралась специально для него или он был по крайней мере любимым братом жениха.
— Дорогой мой, — возмутился я, — так же нельзя! Где провалились твои музыканты?
Асаф поддержал меня:
— Может быть, все-таки споешь?
Певец указал рукой на электроорганиста: мол, что с него возьмешь?
Но когда он той же рукой потянулся за новой палочкой люля-кебаба, я не стерпел:
— Ты что, похудеть боишься? Прочисть горло, спой!
— Скоро придут мои гитаристы.
— А восточные песни совсем разучился петь? — я закивал в сторону трио.
Он оторопел:
— Мне?! С зурной?!
— Какая разница? Лишь бы голос был хороший.
Певец изобразил крайнее изумление и на моих глазах начал бледнеть. «Неужели я его так напугал? — подумал я. — Еще, чего доброго, в обморок упадет!..» Тут он учащенно задышал, лицо его стала заливать краска; казалось, вся кровь устремилась к голове, вот-вот лопнут вены на виске. «Час от часу не легче!.. Лучше помалкивать, неприятностей не оберешься, еще хватит инсульт…» Но тут он совершенно неожиданно для меня сказал:
— Ну что ж, раз вы ставите такие условия, спою с вашим трио! Налейте водку, я убью в себе скуку! — и с презрением посмотрел на зурнача.
Брат быстро наполнил стопку. Певец залпом выпил и пошел к музыкантам.
Первый номер явно не удался — кларнетист не улавливал его эстрадного ритма. Но потом пошло лучше. Музыканты играли танцевальные мелодии, подыгрывали эстрадному певцу. Барабанщик, вертя своими большими глазами, поглядывал то на кларнетиста, то на певца, то на меня. При этом он иногда потирал большим и указательным пальцем, но его знак понимал только я — он
Меня подозвал Дурсун-киши:
— Я благодарен тебе, ты сегодня как волчок крутишься!
Нашел с чем сравнить. Я было обиделся — ведь для его же внучки стараюсь!.. А он, не уловив моего состояния, добавил:
— Как покрутишь, так и крутится…
Кого крутят, кто крутит? При чем тут волчок?..
А вот спросить бы его, знает ли он Ольгу Васильевну!
Дурсун-киши удивленно уставится на меня… «Ну, Олю!» — добавлю я. Вспомнит обо всем и языка лишится старик. «То-то!..»
Но мне некогда — у ворот появились гитаристы и ударник, и мое трио тут же перестало играть. Назревал новый разговор, и он требовал моего присутствия.
Квартет занял свое место во дворе, электроорганист и гитара-бас протянули в окно удлиненный шнур с тройником, и зазвучали эстрадные ритмы.
Предводительствуемые бородачом, мы с братом вышли в тупичок. Заспешил к нам и жених.
— Рассчитаемся!
В тоне кларнетиста звучала угроза.
— Посидите еще, поиграйте, куда вы так рано?
Жениху полагалось быть гостеприимным.
— Или мой кларнет, или его сундук! — Кларнетист имел в виду электроорганолу.
— Ей-богу, напрасно уходите. Свадьба только разгорается, будет и шабаш…
Кларнетист грубо оборвал меня:
— Эти сказки мы уже слышали, вранье все!
— Дорогой, нельзя ли повежливей? — не стерпел я, но жених слегка отстранил меня рукой и полез в карман. Сверх условленной суммы он отдал кларнетисту еще десятку.
— Как? И это все?.. Ай, народ, ай, мусульмане, ай, жених! Это же грабеж!
— Тихо, чего ты расшумелся?! — Я грудью пошел на него, но жених спиной загородил меня и, не говоря ни слова, вытащил бумажник и припечатал ладонь кларнетиста еще одной десяткой.
Высокие трели певца заполнили тупичок. И тут случилось то, чего я никак не ожидал: кларнетист спрятал деньги и с болью, будто ему нанесли смертельную обиду, выпалил:
— Раз так, мы остаемся! Назло ему! — Он показал на меня. — Назло квартету! — Он указал в сторону двора. — Никому не дадим играть! Где сидели, там и сядем! Мой кларнет еще не умер, чтобы какой-то… — Он еще говорил, но голос его пропал в гуле во всю мощь звучавших инструментов. Только борода тряслась, выдавая рассерженность, и в глазах сверкало возмущение.
Я мог вообразить что угодно, но только не это: трио само, добровольно, без дополнительной платы согласилось играть на свадьбе! Мы вернулись, народ зааплодировал — то ли трио, то ли певцу, взявшему высокую ноту.
И началось такое, чего не видывала ни одна свадьба, — восточные инструменты перемешались с западными, гитара-бас стала конкурировать с зурной.
Дурсун-киши вышел на середину двора и, торжественно вздернув руку, приготовился к танцу с матерью жениха. Умолкли на миг и трио, и квартет.