Угнанное пианино
Шрифт:
Однако маленькая полосатая фигура, бредущая по тротуару, привлекла внимание врача и водителя. Тетенька-врач даже на сиденье приподнялась и, вытянув шею, принялась всматриваться в то, что видела за стеклом.
– Ой! Гляньте, какой странный мальчик идет! – воскликнула врач.
– Да, Вера Васильевна, занятный мальчишка, – согласился водитель. – По-моему, форма на нем весьма характерная. В полоску.
Молоденький фельдшер тоже приник к стеклу – машина «Скорой помощи» как раз обгоняла мальчика, а потому фельдшеру было с его стороны видно этого мальчика лучше всех.
– Малолетний узник Бухенвальда, что ли? – усмехнулся водитель.
Фельдшер не согласился с ним.
– Нет. Узник души. Из соответствующего дома, – заявил он. – Ну надо же. Кто только по улицам не таскается… Да чтоб мне треснуть, ведь действительно узник! И рукава у него, смотрите, специальные, длинные. Очень удобно фиксируются сзади.
В этот момент мальчик как раз широко взмахнул руками и воздел их к небу.
– Мальчику явно плохо, – уверенно сказала врач Вера Васильевна. – Видите, что-то с ним не то… В тапочках идет, руки поднимает… Надо ему помочь. Останови-ка, Егорыч, машину!
Она положила руку на плечо водителя, решительно предлагая ему остановить машину.
«Скорая» притормозила у обочины. Но фельдшер возмутился.
– Да ладно, Вера Васильевна! Пусть его психиатричка отлавливает. Это ее стопроцентный пациент.
– Кирюша, какой же ты будешь врач, когда институт закончишь? Разве тебя клятва Гиппократа за пятки не грызет? – пристыдила своего молодого помощника Вера Васильевна.
Кирюша вздохнул и чуть не плача сказал:
– Да грызет… Но ведь так жалко – смена закончилась. Уже вроде как по домам можно…
Но врач уже распахнула дверцу.
– Мальчик, эй, мальчик! – крикнула Вера Васильевна, увидев, что полосатый мальчик приближается к машине. – В колпачке!
– Я? – шарахнулся Антоша Мыльченко, потому что, конечно же, этим мальчиком в колпачке был он.
– Ты! – ответила врач. – Что с тобой? Поди сюда!
Антон всепонимающе улыбнулся и попятился назад, разворачивая тяжелые мокрые тапки так, чтобы немедленно дать деру.
– В «Скорую помощь»? Не… Вы меня схватите.
– Очень ты нам нужен, – в дверцу высунулся фельдшер Кирюша. – Подойди, раз Вера Васильевна сказала. Не бойся.
Антон приблизился на несколько шагов. Мокрый тапок не сразу отклеился от заснеженного асфальта, а потому бедолага наступил носком в лужу. Наступил, тут же сморщился от досады и холода, взмахнул длинными рукавами и чуть не упал.
– Что с тобой? – врач выскочила из машины и подбежала к Антоше. – Тебе плохо?
– Мне внутри плохо, – глубоко вздохнув, сообщил тот и понуро склонил голову.
– Тошнит? – врач Вера Васильевна попыталась заглянуть ему в лицо.
– Нет. Душа болит, – снова вздохнул Антоша и тут же оживился. – Доктор, хотите, я подарю вам пижаму?
– Мне? – Вера Васильевна очень удивилась такому переходу.
Зато не удивился молодой фельдшер:
– Да все ясно, Вера Васильевна, чей это пациент. С душевной болью. А вы говорите, психиатричку не надо…
Антон вновь испугался и опять попытался развернуться, чтобы убежать, но Вера Васильевна схватила его за длинный рукав и потянула к себе.
– Я не пациент! Пустите меня! – как раненая птица, забился Антоша. – Я не психический!!!
– Успокойся, мальчик, – голос врача был спокойным и доброжелательным. – Тут все свои. Вот дядя Анатолий Егорович, он шофер.
– Здрасьте, – робко кивнул Антон Мыльченко, которого схватили уже за два рукава, а потому вырваться у него возможности не было.
– А это фельдшер Кирюша, он тебя не обидит, – добавила тетенька-врач.
– Верю, верю! – воскликнул тут Антоша и стал пытаться вылезти из пижамной длиннорукавной курточки.
– Стой, ты чего это раздеваешься? – удивился фельдшер и все остальные вслед за ним.
Антон махнул головой – и колпачок, соскочив с нее, упал на плечо врача Веры Васильевны.
– К Восьмому марта возьмите эту пижаму, доктор, – со слезой в голосе, проникновенно заговорил Антоша, которого врач продолжала держать за руки. – Мне ее одной девушке подарить… Не дали… Прогнали. А пижама вам будет как раз впору…
Чуть не прослезившись, добрая тетя-доктор посмотрела на своего молодого напарника.
– Прогнали… Вот оно что, маленький… – проговорила она и с укоризной добавила: – А вы говорите – психиатричку.
– Ну, Вера Васильевна… – растерянно развел руками фельдшер Кирюша.
– Мальчика обидели…
– Я так несчастен… – тут же подключился к стенаниям доброй женщины Антоша. А поговорить о своих несчастьях, ожидая всеобщего сочувствия, он был большой любитель.
– И в тапочках, – тут же расчувствовался шофер дядя Толя Егорыч. – Холодно небось?
Антоша перетащил один мокрейший тапок поближе к другому, пальцами ноги приподнял его над землей, чтобы публике лучше было его видно, и принялся рассказывать:
– Я этими тапками черпал снег всех улиц города… Шел – и черпал, шел – и черпал… Бежали вместе с ними мои ножки неизвестно куда. Страдать там, где-то на краю земли…
Первым опомнился трезвомыслящий фельдшер Кирюша:
– Что?
Шофер тоже попытался сбросить оцепенение, в которое его вогнал маленький сказочник.
– Адрес-то свой помнишь? – спросил он, игнорируя то, что рабочая смена закончилась. – Давай домой отвезем. Простынешь ведь.
– Заболею и умру, – вместо ответа на вопрос, охотно добавил Антоша. – Молодой-молодой, как ясный месяц.
– Вера Васильевна, потрогайте, у него нет температуры? – тревожно поинтересовался Кирюша, открывая другую дверцу машины и помогая врачу запихнуть горе-мальчика в салон. – Мальчик, давай-ка градусничек поставим.