Угол атаки (Солдаты удачи - 7)

Таманцев Андрей

– Ощущение?
– переспросил Голубков.
– А вы не допускаете, что это не просто ощущение? Крылов отмахнулся:

– Это было бы слишком Просто. Нет. Все это - наша собственная совковая дурь:[:]

– Ваше ноу-хау каким-то образом связано с работами профессора Ефимова? Крылов удивился:

– Вы знаете о Ефимове? Что?

– Очень немногое. Он автор книги о физической теории дифракции. Сейчас преподает в Лос-Анджелесе. Работал для "Норнтропа" и "Локхида". Возвращаться в Россию не собирается.

–

И его нетрудно понять, - кивнул Крылов.
– Вы сказали, профессор?

– Профессор Калифорнийского университета, - подтвердил Голубков.

– А у нас он был мэнээс. Младший научный сотрудник. С окладом в сто пятнадцать рублей. Да, это ноу-хау - прямое развитие его работ. Сукины дети. Если бы Ефимова не сгнобили, мы могли бы иметь "стелсы" лет на десять раньше американцев. Впрочем, может, оно и к лучшему. Это могло продлить агонию системы. И возможно, не на один год.

– Кому нужно было гнобить Ефимова?
– не понял Голубков.

– А кому всегда мешают талантливые люди? Сам факт существования ученого Ефимова означал для многих, что они - завхозы, а не ученые. Хоть и академики. Вы курите?

– Увы, да.

– Я тоже. Давайте выйдем. Здесь курить нельзя. Вслед за Крыловым Голубков вышел из ангара. Походка конструктора показалась ему странной, слишком твердой. Голубков понял: протезы.

– Посидим здесь, - сказал Крылов, останавливаясь у скамейки в аккуратном скверике. Посередине его, на постаменте возвышался фронтовой истребитель МиГ-15, трогательно неуклюжий, как старая русская винтовка-трехлинейка.

– Мне казалось, что о временах Советского Союза вы должны сожалеть, проговорил Голубков, закуривая патриотическую сигарету "Петр Первый", табак которой, как явствовало из надписи на пачке, был способен удовлетворить "самого требовательного знатока, верящего в возрождение традиций и величия Земли Русской".
– Тогда ваша отрасль финансировалась не в пример нынешним временам.

– Финансировалась хорошо, - согласился Крылов, вставляя в янтарный мундштук не столь патриотичную, но гораздо более дешевую "Приму".
– Но за это слишком дорого приходилось платить. Судьба Ефимова - хороший тому пример. А сколько других талантливейших людей пропало, сгинуло, спилось? Не будем об этом. Чем могу быть полезен?

– Вы были членом экспертной группы, вылетавшей на место катастрофы "Антея". Я прочитал ваше "Особое мнение".

– И что-нибудь поняли?
– недоверчиво спросил Крылов.

– Почти ничего, - признался Голубков.
– Кроме главного: вы не согласны с выводами государственной комиссии. Вы считаете, что причиной гибели "Антея" была не магнитная буря, а перегрузка самолета. Это правильно?

– Совершенно неправильно. Сверхресурсная нагрузка и перегрузка принципиально разные вещи. Объясню на простом примере. Молодая лошадь легко везет двух седоков. Для старой лошади этот груз непосилен. А погибший "Антей" был старой

лошадью.

– Но восемь экспертов подписали заключение, - напомнил Голубков.

– Это дело их совести.

– Вы считаете, что категория совести здесь уместна? Речь идет о сугубо техническом вопросе.

– Категория совести уместна везде. Как только она исключается, чудо человеческого гения превращается в атомную бомбу, телевидение - в средство промывки мозгов, а компьютер - в фомку для взлома банковских сейфов.

– Почему же вы не настаивали на своей правоте?

Крылов хмуро усмехнулся.

– За свою жизнь я открыл несколько физических закономерностей. Но больше всего горжусь другим. Я сформулировал главный закон социализма. Он звучит так: "Чем строже, тем дороже". Для наших времен он тоже применим. Сформулировал я для себя и другое правило: "Права качать - не сапоги тачать". Каждый должен заниматься, своим делом. Я уважаю Андрея Дмитриевича Сахарова, но он бы принес больше пользы, если бы занимался не правозащитной деятельностью, а тем, что ему дал Бог. Возможно, мы уже имели бы термояд и мир выглядел бы совсем по-другому.

– Спорное утверждение, - оценил Голубков.

– Я его никому не навязываю.

– По-вашему, члены экспертной комиссии знали об истинной причине катастрофы?

– Я не хочу это обсуждать. Спросите у них. Конечно, знали.

– И все-таки подписали заключение. Почему?

– Когда отсутствует категория совести или хотя бы профессиональной честности, можно найти тысячи причин для любого поступка. От интересов дела до престижа страны.

– И пенсии вдовам?

– В том числе. Трогательно, не правда ли? Они позаботились об этих несчастных вдовах. А сколько женщин они обрекли стать вдовами в будущем? Сколько детей станут сиротами?

Крылов выковырял из мундштука окурок и тут же вставил новую сигарету.

– Можно взглянуть на ваше удостоверение?
– неожиданно спросил он.

Голубков молча подал ему темно-красную книжицу с золотым гербом России.

– "Главное контрольное управление... Старший инспектор", - прочитал Крылов.
– Что это за должность?

– Вроде бухгалтера, - уклончиво объяснил Голубков.

Крылов вернул ему удостоверение.

– Вы такой же бухгалтер, как я акушер. Бухгалтеров не катают над Афганистаном на новейших "мигах". Военный?

– Да.

– Звание?

– Полковник.

– Разведка?

– Что-то в этом роде.

– А именно?

– Контрразведка.

– Что это за профессия? Голубков пожал плечами:

– Профессия как профессия.

– Каждая профессия предполагает умение в чем-то разбираться. В чем обязаны профессионально разбираться вы?

– В людях, пожалуй.

Крылов высокомерно привздернул бровь.

– Неслабо. Во мне разобрались?

– Во всяком случае, я понял, почему вы не прерываете наш разговор.