Угол атаки
Шрифт:
– И еще одна песня… тоже ветеранам, но других войн, – произнес певец, когда отзвучал последний аккорд.
Электричка почему-то остановилась на перегоне между двумя станциями. Было необычайно тихо. Примерившись, мужик взял первый аккорд и негромко запел:
Поверь, рассказ мой не из тех историй,Что с армии привозят пацаны,В моей судьбе была война, которойНе числится в истории страны…Старик вздрогнул и удивленно посмотрел на певца. А тот продолжал:
НамУмолкли и обернулись теперь и те двое парней, только что ожесточенно спорившие о каком-то «Дугласе». А дядька вдруг запел громче и решительней:
На стол все документы и награды,И с этого мгновенья ты – никто.Разведка – что слепой полет над адом,Сначала – мы, вьетконговцы – потом.И лезвие огня сверкало ярко,Предутреннюю вспарывая мглу,Когда на форсаже взлетала «спарка»,Похожая на тонкую иглу…Теперь певца слушали уже все. Умолкли даже тетки в дальнем конце вагона. Старик бросил взгляд в окно – и обомлел, явственно увидев темно-зеленый самолет, одиноко стоящий на асфальтированной площадке в сотне метров от железной дороги. Нелепо и несуразно смотрелась боевая машина среди облезлых гаражей и сараев. Поезд вдруг тронулся с места и понесся прочь, набирая скорость. Самолет мелькнул и пропал за строениями, но старик сразу узнал его. Машина времен его лейтенантской юности. «Балалайка»…
– Откуда ты взялся тут, друг? – едва слышно пробормотал он, тщетно ожидая – не появится ли самолет снова в просветах между постройками.
А певец продолжал:
Тот профиль самолета в белых звездахНаверно, мне не позабыть уже…И тень ракеты класса «воздух – воздух»,И перегрузки в диком вираже…Моей машины бренные останкиНеслись к земле чадящей головней,А в вышине два белозубых янкиБеззлобно хохотали надо мной.Стучали колеса. Поезд удалялся от Мытищ, и с каждой секундой старик все больше убеждался, что самолет ему не привиделся.
Мне повезло – меня на третьи сутки,Почти что как в кино, отбил десант.Потом хирург, большой любитель шутки,Спросил – ну как, мол, там, на небесах?Я лишь мычал, наркозом оглушенный,Но с той поры, хоть столько лет прошло,Мне снится запах операционнойВ сопровожденьи непечатных слов.Да я-то ладно, мне Господь отмерилЗа тех парней, что к звездам вознеслись,Обидно вот, что те, кому я верилОт нас так суетливо отреклись…Но навсегда со мной, как запах хлеба,Тот сон, в котором, всем смертям назло,Мой самолет в тропическое небоВонзается серебряной стрелой…И, чуть помедлив, певец закончил:
Си-и-иниеНебеса над Росси-и-ею,Облака в белом инееИ закаты в росе-е-е!Горько-о-о нам:В царстве неба жестоко-огоТридцать пять было соколов,Уцелело лишь семь… [57]Утих последний аккорд, и мужик, сняв замызганную кепку, пошел по проходу между сидений.
– С-сукин сын! – с восхищением пробормотал старик, торопливо нашаривая в карманах мелочь. Две или три разнокалиберные монетки там все-таки нашлось. Отыскалось несколько монет и у парней.
57
Песня называется «Ветерану неизвестной войны». Автор – Константин Фролов. Текст песни использован в книге с его разрешения.
– Ты откуда эту песню знаешь? – поинтересовался старик, когда певец подошел к ним.
– Напели как-то, – пожал плечами парень. – А я запомнил…
– Хорошая песня… – сказал старик, опуская рубли в кепку. – Спасибо, сынок.
– Не за что, отец. С наступающим! – певец пошел дальше. Звякали монеты, шелестели мелкие купюры, которые ему щедро накидали в кепку остальные пассажиры.
– Простите… вы летчик? – спросил парень в очках. – Летали во Вьетнаме?
– Да, летал, – кивнул старик. – Я был инструктором. Вьетнамцев на «МиГ-21» учил летать.
– А с «Фантомами» встречались? – спросил второй.
– Было пару раз.
– А сбивать удавалось? – уточнил парень в очках.
– Один раз видели, как он потом упал. Этого вот засчитали. А другой раз американец ушел.
– Здорово! – парни переглянулись.
Потом тот, что был в черной куртке, спросил:
– А награды у вас есть за эту войну?
– Есть. Орден потом дали, – ответил старик. – А вы сами, я гляжу, в авиации понимаете. На кого учитесь?
– Я на авиатехника, – сказал парень, – а он – на психолога.
– Понятно, – усмехнулся старик. – А я думал, вы оба – авиаторы.
– Да не, – поправил очки второй. – Я скорее любитель. Просто нравятся самолеты.
– Понимаю. У меня с этого же начиналось, – улыбнулся старик. – Правда, в мои годы попроще было стать летчиком, но у вас еще все впереди.
– Я думаю, со временем получится и у меня, – ответил юноша.
Всю дорогу они разговаривали о том о сем, изредка переключаясь на тему вьетнамской войны и авиации. Потом, когда голос машиниста возвестил с потолка, что поезд прибыл на конечную станцию, выяснилось, что им в разные стороны: парни направлялись в авиационный музей, а старик – в гости к своему сослуживцу. Тепло попрощавшись, они разошлись.
Старик добрел до нужного ему дома и позвонил в дверь. Почти сразу ему открыл дверь улыбающийся сослуживец. Тоже седой как лунь, но все такой же крепкий.
– Володя!
– Миша!
Они обнялись. В коридор выскочил внук Маргелова, застыл, глядя на стариков.
– А это мой меньший внук, Дима зовут! – гордо сказал Володя. – Пять лет позавчера исполнилось.
– Деда, а, деда! – тут же заныл Дима. – Ты в музей обещал!
Маргелов хотел было приструнить внука, но Хваленский опередил его: