Уголек
Шрифт:
Отшельница подхватила мешок и утащила в землянку. А как вынырнула обратно, приказала:
— Что расселся? Езжай! На рассвете приду. Печь не разжигай и у ворот жди.
Мужик, ни жив ни мертв, поспешал обратно, ругая себя, что связался непонятно с кем.
***
Ночь прошла как одно мгновение. Астафий
Мужик оделся потеплее, вышел за ворота. И тут же столкнулся со знахаркой.
— На, пусть жена запарит в теплой воде, — протянула та клочки какой-то соломы, а потом вошла в хату. Оставила только мать и старшую дочь, а всем остальным велела выйти.
Девчонки, как горох, ссыпались с полатей, сноровисто оделись и выскочили из избы. А потом побежали в овин, греться и досыпать на сеновале.
Знахарка сняла Сёмушку с лежанки, положила на лавку и, прощупав живот мальца, сказала то, о чем и без неё семья догадки имела: «собачья старость». После чего отдала малютку в руки оробевшей матери.
Плату гостья запросила хлебом и квашеной капустой.
Астафий, упревший в зимнем тулупе, снял его и хотел положить на лавку, да чуть не упал: бросился прямо под ноги любимец сына, щенок Уголёк. Мужик пнул пса с досады, но лекарка подхватила визжащего пёсика и строго сказала, смотря прямо в глаза Астафия:
— Пошто животину бьёшь? Она твоего мальчонку спасать будет! — и положила щенка на тулуп. Новый, купленный этой осенью, но ради сына пришлось стерпеть.
Воду грели на печке. Знахарка бросила в нее клочки соломы и велела Астафию переставить чан на пол. Мужик все исполнил. Затем из избы выгнали и его.
Женщины, по приказу гостьи распустив волосы, подошли к еле теплившейся печи. Знахарка посадила вялого Сёмушку на деревянную лопату, по которой растекалось свежее тесто, и три раза поднесла к устью, но не в горнило, где тлели угли. Сестрица придерживала малыша за плечи, а мальчик, обернутый в полотенца, от страха цепко схватился за лопату ручками и орал благим матом. Его мать на одеревеневших ногах отошла к входной двери, прикрытой рогожей, и прошептала:
— Ты что делаешь?
— Припекаю чадо Семёна, — невозмутимо пояснила знахарка.
— На что?
— Гоню из него «собачью старость».
Знахарка, стараясь перекричать вопившего Сёмушку, приказала поймать щенка, посадить в плетеную корзину и поставить за её спиной. Уголёк пытался спрятаться под бабьи юбки, но был выужен.
—
Сомлевшего от страха полуживого мальчика окунули в тёплую бадью с настоем из соломы и, переодев во все новое, дали на руки матери. Так качала будто вновь рожденное дитя и бездумно смотрела, как знахарка выпроваживает за порог щенка:
— Иди, собака, за пашни и леса, буераки и луга, и забери с собой свою собачью старость от чада Семёна. Чтобы твоя старость не сушила чадо Семёна, не сокрушала его матушку с батюшкой.
Вскоре Сёмушка уже спал, в печке горела его старая рубашонка, а отец на радостях угощался водкой, и знахарка, сегодня чиста лицом, с белой, как у барыни, кожей, от него не отставала. Заплетающимся языком она всё твердила, что звери лучше людей, тоже божьи твари и хотят жить. А убивать их грех.
— Так ведь для пропитания! — возразил Астафий. — И, опять же, зимы лютые. Как без шубеек?
На это знахарка злобно сверкнула глазами, но промолчала.
Поблагодарив хозяйку, гостья собралась уходить. Караваи сунула за пазуху, а бочонок с капустой Астафий приладил верёвками ей за спину.
Выйдя за ворота, знахарка стала звать пёсика:
— Уголёк! Уголёк!
Девочки, сёстры Семёна, молвили, что хворостинами били и гнали щенка до самой околицы.
— Так в нём Смушкина смерть, — оправдывалась младшая из сестёр, шмыгая носом. — Батюшка приказал.
Знахарка зарычала как зверь, да так страшно, что дети кинулись от неё врассыпную, и будто вихрь ее из деревни унес в лес: вот стояла во дворе, а уже и след простыл. Еще какое-то время слышалось, как она звала щенка. Но отвечала ей лишь тишина.
***
Угольку было горько и обидно — за что побили ветками? Подумаешь, лужу в избе сделал! Так это из-за боли от хозяйского пинка.
Щенок сначала долго в испуге, спасаясь от еще недавно ласкавших его детей, бежал по лесу, пока не подкосились от усталости лапы. А потом рухнул в сугроб, едва дыша.
Через некоторое время он понял, что теперь здесь, в лесу, его дом. Под густым лапником щенок нашел брошенную лисами нору и даже оставленные куриные кости. В ней пахло гарью, видно, вороватую лисью семью выкурили из убежища охотники.