Уха из золотой рыбки
Шрифт:
– Настя очень рисковая, – покачала я головой.
– Вовсе нет, – ответил Дегтярев.
– А вдруг, приехав назад, девушка бы увидела, что место на парковке занято? – возразила я. – Малика сразу бы догадалась, что «мерс» гулял без хозяйки.
– Понимаешь, – ответил полковник, – там стоит такая раскладушка с объявлением «Очень просим под окнами машины не оставлять, здесь ясли, вы мешаете малышам спать». Люди не занимают этого места, нагличает одна Малика Юсуповна, ей наплевать на детей.
Дальше дело катится как по маслу. Еще один расход – покупка самого дешевого аппарата сотовой связи для Аси. Поскольку Лику увозят домой, Настя надевает ее сарафан, забинтовывает ногу, чтобы скрыть приметное тату,
– Зачем ей сарафан?
– Яркий наряд, – пожал плечами Дегтярев, – очень приметный, Лика его обожает и часто носит. А Настя собиралась часа через полтора после убийства позвонить в милицию и сообщить, что стала свидетельницей преступления, видела, как баба сбросила в воду мужика. Причем она собиралась назвать все данные Лики, якобы узнала ее.
Настя подошла к Евгению, тот под действием лекарства уже забыл, что ждет не Настю, а Лику… Дальнейшее известно. Евгений оказался в реке…
– Но почему они решили сбросить его в воду? – спросила я.
Полковник пожимает плечами:
– Почему нет? Евгений под действием лекарства не может оказать сопротивления. Он не ждет от Насти ничего плохого и, когда та, указывая рукой на воду, говорит: «Ой, смотри, что там плывет, похоже, сумка», спокойно перегибается через парапет. Насте остается только чуть-чуть помочь ему. К тому же она узнала, что Евгений не умеет плавать. Да еще она собиралась сообщить в милицию о произошедшем анонимно. Якобы шла по набережной и увидела Лику, запомнила ее платье и теперь обращается в органы.
Но тут случайно подвернулся дедушка с биноклем.
Настя, совершив преступление, сгоняла домой к Лике, надела на спящую женщину сарафан и понеслась назад. Она хотела позвонить в милицию из телефонной будки, стоящей возле жилого дома на набережной, ей это казалось логично. Но когда девушка вновь явилась на место преступления, там уже вовсю работала бригада, а старичок громким голосом рассказывал об увиденном.
Страшно обрадованная Настя убегает, а сотрудникам МВД хватает пары часов, чтобы размотать дело. Оно кажется ясным. Мужчина дал женщине отставку, да еще на свадьбе, вот она и взбесилась. Обстоятельства складываются для Лики хуже некуда: служащие гостиницы рассказывают, какой она устроила погром в номере, старичок абсолютно определенно узнает и платье, и «преступницу». Да еще Настя, уходя от Лики, заботливо оставляет на тумбочке стакан воды. Она знает, что очнувшуюся женщину будет мучить жажда. Этот расчет тоже оправдывается. Лика хватает минералку и залпом выпивает ее, но в воде растворен сильнодействующий препарат, и, когда милиция приходит к Лике, та практически ничего не соображает и под действием лекарства признается в преступлении, которого не совершала.
Потом, уже в СИЗО, Лика пару раз получила передачи с ее любимыми конфетами. Последняя пришла как раз накануне суда.
– Вот почему она была такой апатичной на скамье подсудимых! – заорала я. – А кто же передавал посылки?
Дегтярев крякнул:
– Среди сотрудников СИЗО встречаются люди, готовые на все за деньги! Пока не нашли этого человека.
– Но зачем Лика ела конфеты? – тихо спросила Зайка. – Ведь получала их незнамо от кого!
– Вот и нет, – мрачно парировал полковник, – дачки были от Даши.
Я подскочила:
– Нет! Я ничего не носила в тюрьму!
– Но Лика этого не знала!
– Да, – кивнула Лика, – я думала, ты обо мне заботишься, поэтому и написала с зоны письмо, попросила продукты…
– Дело было сделано, – продолжил полковник, – Лику закатали на длительный срок. Все ясно?
– Нет!!! – закричала я. – Абсолютно не ясно! Кто убил Настю и Асю? Почему? И главное!!! Из-за чего Воротников возненавидел Лику, что их связывало?
– Ну Настя погибла из-за своего собственного характера, – протянул Дегтярев, –
– Тебе не поверят, – попытался сопротивляться Воротников, – свидетелей нет.
– А вот и есть, – отрезала Настя, – Ася! Та, что подносила бутылку с кокой.
Про Димку Кулака она предусмотрительно умолчала, потому что не хотела, чтобы Воротников узнал про присвоенные доллары.
Лев Николаевич побледнел, но тут же сказал:
– Конечно, мы поедем в ЗАГС, возьми эту Асю завтра с собой ко мне в гости. Давай позовем ее свидетельницей! Хочу с ней познакомиться.
Настя ликует, наконец-то ей удалось заарканить богатого папика. Настя с Асей приходят в урочный час к профессору, тот, слегка напоив их, начинает вести разговор о свадьбе, медовом месяце, подвенечном платье… Глупые девчонки хихикают, потом профессор предлагает покататься, в великолепном настроении дурочки садятся в машину, едут к МКАД, и тут автомобиль «ломается», не доехав до Кольцевой магистрали пару метров, в тихом, безлюдном месте. Ни Настя, ни Ася водить не умеют.
– Черт! – восклицает Лев Николаевич. – Ну-ка, девочки, подтолкните, сейчас заведется.
Глупышки охотно выполняют просьбу, упираются руками в багажник, и… Воротников дает полный газ, машина резко катит назад, профессор переезжает девчонок, потом для верности проезжает по телам еще раз. Идет сильный дождь, на улице темно, свидетелей никаких. Лев Николаевич сбрасывает труп Насти в овраг, а тело Аси отвозит за несколько километров и оставляет в кустах с другой стороны дороги, затем выкатывает на МКАД и исчезает. Он абсолютно уверен, что свидетелей больше нет. Про Диму Кулака профессор узнать не успел. Настю нашли утром, Асю через день, никто не связывает их дела в одно.
– Ужасно, – прошептала Зайка, – но при чем тут Лика?
– Это другая история, – сухо сказал Дегтярев, – не менее ужасная, чем первая.
Он помолчал, потом повернулся ко мне:
– Помнишь, Лика рассказывала тебе, как ее отец, Степан Иванович, рассвирепел из-за пустяка, спор о том, следует ли расстреливать преступника Воротникова?
– Да, – кивнула я.
– Так вот, тот Воротников, Николай Михайлович, отец Льва Николаевича. Николай Михайлович торговал валютой, его поймали и расстреляли, – со вздохом пояснил полковник. – С детства перед Львом Воротниковым открывались потрясающие перспективы. Дом – полная чаша, любящие родители. К тому же у юноши очень светлая голова, он талантлив, и… все рушится в одночасье. Отец расстрелян, мать умирает от инфаркта. В ординатуру Льва, несмотря на блестящий, «золотой» диплом, не берут, его не принимают на приличную работу, не дают написать кандидатскую диссертацию, приходится сидеть в лаборатории у идиота, который выдает открытия Воротникова за свои, в общем, мрак, который рассеивается лишь после падения коммунистического режима. Лев Николаевич большую часть своей жизни страстно мечтал отомстить тем, кто лишил его всего, и… отомстил.
– При чем тут Лика! – взвыла я. – При чем, а? Она ведь не имеет никакого отношения к расстрелу Николая Михайловича!
Дегтярев принялся теребить край пледа, потом с несвойственной ему робостью спросил у Лики:
– Сказать им?
– Да, – кивнула подруга, – чего уж там! Говори!
– Отец Лики, Степан Иванович Подуйветер, был исполнителем приговоров.
– Кем? – обалдела я.
– Человеком, который расстреливал, вернее, как тогда говорили, исполнял высшую меру наказания, – тихо ответил Дегтярев. – Таких людей было всего несколько в советской России, работали они в условиях абсолютной секретности, ездили по тюрьмам и приводили в действие приговоры.