Уход на второй круг
Шрифт:
— Илонка! — Парамонов увернулся. — Ненавижу, когда уши трогают. Прекрати!
Она хихикнула, отбросила пушистое орудие любой приличной волшебницы и принялась остро отточенным ноготком водить по скуле, шее, спускаясь к вырезу на рубахе.
— Я колыбельную могу исполнить, хочешь?
— Музыку тоже не люблю. Я после одиннадцати ночи мало что люблю.
— Ну можем в тишине, — она все еще улыбалась.
— Через полчаса, а то и меньше, позвонят и скажут ехать чью-нибудь кисть отдирать от асфальта. Спорим? Фейерверком оторвет.
— За полчаса можно многое успеть.
— Да! Поспать. Какого черта ты за свой счет не написала сегодня? Порадовала бы Олежку, а!
— Тебя порадовать хотела! — обиженно сказала Илона. — Что случилось?
Парамонов сел на кровати и сосредоточенно потер глаза ладонью. Меньше всего на свете ему хотелось объясняться с собственной замужней медсестрой, но, похоже, придется. И именно сейчас!
— Случилось, — мрачно сообщил он. — Ты роли путаешь.
— Не перекладывай с больной головы на здоровую. Завел кого-то?
Да кого он там завел?!
Не виделись полторы недели с того идиотского утра, когда он после не менее идиотского вечера поволок ей ее брошь, найденную в его квартире — последствие идиотской ночи. Вернее, той самой тридцатиминутки, за которую можно много успеть, и заменившей ему ночь. Потому что до света он торчал на кухне за чаем и сигаретами. Брошь обменял на ее номер — на всякий случай. Вдруг опять трубы. На этом все. Их графики не совпадали. От слова вообще. Но Парамонов продолжал высматривать ее машину. Впрочем, безрезультатно.
— Прекрати, — пробурчал Глеб. — Я реально устал. А у тебя реально есть мужик. С ним бы Новый год и встречала.
— Вот только не надо мне тут морали читать! — фыркнула Илона.
— Ты меня знаешь! Где я и где мораль! — в его голосе совершенно искренно зазвучало возмущение. — Но правда, все уже. Давай тормози.
Девушка лучезарно улыбнулась, подняла свою пушистую игрушку, пощекотала ему ухо, проворковала:
— Да пошел ты!
И выплыла из комнаты, напевая себе под нос что-то веселенькое. А Парамонов, откинувшись обратно на подушку, мрачно подумал, что после праздников можно попробовать предложить ей разойтись по разным бригадам. Чтоб никому не было обидно — особенно Олежке. За этого придурка Глеб всерьез начинал переживать — все ли в порядке у чувака с головой. Снова прикрыл глаза. Спать. Просто отключить мозги хоть на время.
Да какое там! Внутри навязчиво зудело нечто неопределенное, чужеродное. Чему и имени, пожалуй, нет. Впрочем, есть, сам окрестил — План «Ксёныч». Маленький кусочек сознания, в который впилась основательная заноза. Полторы недели — ни слова, ни звука. После того, как понял, что уже даже не злится. Как злиться на девушку, у которой во взгляде такое, что теряешься, на какой ты планете? Точно ли это Земля?
Он поплыл. Илонка страдает. А этой хоть бы хны.
Вскочил с кровати, подошел к окну, за которым раздавался шум.
Во двор станции въехала машина скорой. С Татьяной Ивановной незабвенной. Значит, 116-я вернулась. Одновременно с этим из двери здания на крыльцо вывалила толпа в верхней одежде поверх халатов — с бокалами, бенгальскими огнями, хлопушками и криками «С Новым годом!». Аквариум полным составом, дежурный врач смены, пару сторожей, Валерчик, Илонка — по-любому.
Значит, уже наступил.
— С новым счастьем, Парамонов, — пробормотал Глеб, мотнув головой. Его поздравлять некому. Сам всех вытравил. Ему поздравлять некого. Так к лучшему даже тогда, когда и правда псом скулить хочется.
И, сам толком не понимая зачем, Глеб вынул из кармана телефон и нашел номер Ксении. Позвонить? Смысл, если в полете? Но все же…
«С Новым годом! Если ты в Лондоне, привези мне пачку чаю — говорят, они в нем понимают. А у меня закончился. Глеб».
Ответ пришел достаточно быстро.
Значит, на земле. «С Новым годом! Я не в Лондоне».
* * *
Она была слишком далеко от Лондона.
В своей квартире и своей кровати. Ксения приложила максимум усилий, чтобы устроить себе спокойный праздник. Родителям сказала, что уезжает с Глебом на пару дней. Вечером, для поддержания легенды, позвонила с поздравлениями. Потом отзвонилась Денису. И до следующего вечера могла считать этот фланг защищенным.
Забрав утром машину из сервиса, затарилась продуктами на ближайшие дни, чтобы не выходить до самого третьего января. Первый полет в новом году. И даже выпила бокал шампанского, заев его шоколадом и благополучно отправившись в постель.
На улице раздавались редкие еще хлопушки и вспыхивали фейерверки, под которые оказалось легко заснуть.
А разбудила эсэмэска, громко звякнув под самым ухом.
Уже после того, как отправила ответ, и больше не спалось, вспомнила свой сон. Не такой, как всегда. Что-то изменилось. Он был чем-то сплошным, без действий, без чувств. Что-то душило, наваливалось, не пускало, и в то же время все вокруг расцвечивалось яркими красками.
Чувства появись теперь — потерянности и ненависти к себе, потому что она хотела свободы и хотела этих красок и света.
* * *
На Рождество завалило снегом все, что можно было завалить. Деревья, дороги, улицы. Снегоуборочная техника на взлетно-посадочных работала круглосуточно. Расписание сбивалось. Не критично, но добавляло нервов экипажам и пассажирам.
И все же снег хоть немного смягчал ударившие морозы. Ксения не любила зиму. Холодно, пасмурно, однообразно. Совсем как ее жизнь. С той разницей, что жизнь ее устраивала, а погода — нет.
И без того будучи домоседкой, в такое время выходила на улицу лишь по крайней надобности — на работу. С нее же торопилась обратно, умудряясь добираться домой в рекордно короткие сроки, несмотря на пробки и скользкий асфальт.
Нелегкий сегодняшний перелет вынуждал торопиться еще сильнее. Ксения мечтала о ванне и отдыхе. И немного о пицце. Выскочив из машины, не доставая вещей, спешно потопала к подъезду. Бросила быстрый взгляд на окна Глеба, как делала всю прошедшую неделю. К ее удивлению сосед был обнаружен курящим в окне, в отличие от всех прошлых дней.