Уход на второй круг
Шрифт:
На этот раз ждать пришлось долго. Можно было подумать, что Ксения, тоже озадачившаяся выбором, приняла Соломоново решение и бродила по всем саунам. Когда же она, наконец, появилась в ресторане, то вид у нее был совершенно умиротворенный.
— Зря не пошел, — сказала она, упав на стул напротив него, и принялась медленно поглощать коктейль.
— Если честно, просто не люблю. Все в порядке?
— Что тут может быть не в порядке?
— Например, я заказал пепперони, а ты любишь что-то другое. Я ж не просто так вопросы задаю, Ксёныч.
— Пепперони так пепперони, —
Он с интересом наблюдал за ее движениями — ленивыми и одновременно влекущими. Это было странно, она притягивала его даже тогда, когда отталкивала. Намеренно или нет — неважно. Нормальный бы уже развернулся и ушел, Парамонов смотрел, как она ест пиццу. Правда, сегодня за поведение ей пятерка. Твердая. Даже с плюсом. Мазохизм — это болезнь, которая не лечится.
— А ты с детства хотела стать летчиком? — с улыбкой спросил Глеб.
— Если честно, то я не помню, — она пожевала, подумала, обвела взглядом полупустой ресторан. — Наверное, нет.
— Мне кажется, о таких профессиях с детства мечтаешь. Иначе с чего бы занесло?
— Однажды я впервые полетела на самолете, и мне очень понравилось. А потом один мальчик из параллельного класса очень хотел стать летчиком, и об этом знало полшколы, — она усмехнулась. — Девочки, в основном. Потом, когда брат стал пожарным, мама долго рассуждала о мужских и женских профессиях, — Ксения снова помолчала. — А вообще-то я карьерист. Вот! — закончила она и отправила в рот очередной кусок пиццы.
— Я думаю! — усмехнулся Глеб. — С твоим упрямством, если в мирном русле, только в карьеристы. Трудно?
— Летать?
— Ну да… да и остальное — ты же, вроде как, исключение из правил. Трудно быть исключением?
— Трудно, когда этим озабочены другие.
— Главное, чтобы тебе это нравилось. Пока нравится, оно того стоит. Просто это правда необычно.
— Кто бы говорил! — повела она бровью и поднялась. — Ты не против, если мы вернемся домой?
— Я, конечно, понимаю, что со своим визитом на Мамая похож. Но не отпускать девушку домой, когда она устала, — даже для Мамая слишком.
— Ну спасибо, что не отказал, — усмехнулась Ксения.
На обратной дороге говорили еще меньше, чем, когда ехали в аквапарк. Магнитола тоже молчала. Ксения, откинув голову, смотрела в окно, не замечая ничего мелькавшего за ним.
Думала о том, в чем никому бы не призналась. Ей понравился сегодняшний день. Сама она ни за что бы не выбралась, да и просто в голову ей не пришла бы идея отправиться в аквапарк. И даже если бы кто-то додумался ее пригласить, она бы не согласилась ни при каких условиях. Исключением был Денис.
И Глеб.
Может быть, поэтому ей нравилось ехать в его машине. И совершенно было неважно куда и зачем. Просто ехать рядом. Не чувствовать себя предательницей, не просить прощения. Вина навалится дома, придавит, не даст дышать и заставит жить дальше по давно принятому правилу — она не свободна.
Обратно добрались еще быстрее. Странно было — только что в купальниках носились среди воды, а на улице настоящий январь, без критичных, но все же морозов. Парамонов остановил машину возле подъезда. Все еще не снимая с себя образа джентльмена, помог Ксении выбраться, придерживая дверцу и ее ладонь, забирал ее рюкзак из-под сидения, не возвращая его, давая понять: донесет сам и незачем спорить. И улыбался, всем видом демонстрируя: раз она старается быть с ним вежливой, то и он вполне умеет себя вести.
— Спасибо за поездку, — шепнул он, задержав губы возле ее уха.
— Тебе спасибо, — она улыбнулась и подняла на него глаза. — За неожиданность.
И Глеб, поймав ее взгляд, задохнулся от странного ощущения, толкнувшегося в груди о ребра. Шумно хапанул воздух и задержал дыхание.
— Да я сама внезапность, — услышал он собственный веселый голос.
— Это заразно, — негромко сказала Ксения и, дотянувшись до его губ, поцеловала. Чтобы оказаться в его объятиях — быстрых, крепких, горячих. Только сейчас сознавая, насколько он большой, высокий, насколько — везде и во всем. Он. Живо отзывался на ее поцелуй, будто бы ни черта тот не спонтанный, будто все это время ждал его. А потом все закружилось — внутри нее, вокруг нее, на земле и на небе. Глеб Парамонов — имбирный водопроводчик из квартиры на первом этаже — подхватил ее на руки и, не разрывая касания губ, понес наверх, на крыльцо, в подъезд и по лестнице.
Она сама оторвалась от него. Хаотичные быстрые поцелуи замелькали на его коже — коснулась колючей щеки, уха, шеи, пальцы перебирали волосы, еще немного влажные. Очнулась, когда ноги ее снова твердо стояли на земле, а она сама перед дверью собственной квартиры.
Ксения быстро достала ключи из кармана, распахнула дверь, переступила порог и… почувствовала, что расстояние между ними увеличилось.
Озадаченно обернувшись, она смотрела на него, по-прежнему стоявшего в подъезде. Он был взъерошенным и одновременно странно умиротворенным — пусть на дне ярко-синих глаз и плясало что-то безымянное, шальное.
— Спокойной ночи, Ксёныч, — обманчиво спокойно сказал Глеб.
Недоумение, явно мелькнувшее на ее лице, сменилось безразличием.
— Меня зовут Ксения, — сказала она, сделав шаг обратно и забирая из его рук рюкзак.
— Я помню.
— Спокойной ночи! — и дверь закрылась перед самым его носом.
Но обладатель носа, нисколько не смущаясь, веселился. Не успела она отойти далеко, как услышала откуда-то из самой-самой дверной щели раздававшееся в подъезде абсолютно медвежье “Ксёны-ы-ы-ы-ыч”. А потом легкие удаляющиеся шаги по лестнице нарушили наступившую тишину и перекрыли стук ее сердца.
* * *
«…привези мне пачку чаю…у меня закончился», — читала Ксения в разноцветных лучах, струившихся по колоннам собора святого Стефана.
Чай у него закончился!
И совесть!
Нахрена было тащить ее в этот чертов аквапарк, чтобы потом… вот так…
Что это было?
Этим вопросом Ксения задавалась четвертый день. И еще час назад била себя по рукам, чтобы не набрать его номер и не спросить: что это было такое?