Уходи! И точка...
Шрифт:
Она схватила букет из моих рук, стуча сапожищами шагнула мне навстречу, встала на цыпочки и поцеловала зелеными губами в щеку, быстро прошептав:
— Только не уходи! Я скоро освобожусь!
12 глава.
Вероника
— Прише-е-ол! Прише-е-ол! — радостно пела я, яростно смывая грим.
— Хорош принц-то твой, деточка, — прошамкала Софья, еще не вышедшая из роли Бабы Яги. — В каком болоте такого сладкого откопала, родимая?
— Где откопала, там больше нет! Ты, Яга, роток-то не разевай — чужой пирожок!
—
Обычно после представления мы ходили вместе в кафе — отмечали выступление, или гуляли в каком-нибудь парке. Но сегодня, переодевшись со скоростью ветра, толком ничего друзьям не объяснив, ухватив огромный букет ромашек и сумочку, я рванула прочь из гримерки, очень боясь, что Захар уйдет! Бежала по бесконечным коридорам, а в голове набатом стучало: "Пришел! Пришел! Пришел!" И не было в тот момент на свете человека, счастливее меня!
Времени у нас не оставалось совершенно, нужно было ехать на базу к Радулову, потому что уже в шесть вечера от нее отъезжал автобус, отправляющий нас в Питер. Ну, и пусть нельзя сейчас пройтись с ним… за руку по площади, пугая голубей, шагающих на ней полноправными хозяевами! Пусть нельзя на речном трамвайчике покататься — всё это еще будет в нашей жизни! Обязательно будет! Теперь, когда он пришел, я была в этом уверена!
— И что дальше? — спросил он, подойдя вместе со мной к мотоциклу.
И, правда, что? Я как-то не продумала этот момент! Стало неловко, словно шутка оказалась несмешной. Мне представлялось в мечтах, что вот он только придет, а дальше все как-то само по себе сложится! Но, похоже не складывалось… А в голове было совершенно пусто — ни идеи, ни мысли, ни шутки! Пожала плечами, буквально ощущая, как эйфория, до этого переполнявшая сердце, испаряется, исчезает из меня.
— Зато я знаю! — вдруг выдал он и протянул мне шлем с красными молниями, нарисованными по бокам. — Кататься поедем! Ты ездила когда-нибудь на мотоцикле?
Нет. Не приходилось. Вчера очень хотелось вместе с ним, но понимала, что машину нужно доставить в город. Отец забрал ее сегодня утром от клуба, предварительно отчитав меня, словно несовершеннолетнюю, и сказал, что запрещает ездить, пока я не вернусь с чемпионата. Я не спорила, утром было не до того — вещи собирала, к выступлению текст повторяла, с Агнией по телефону разговаривала. А теперь оказалось, что папин запрет мне только на пользу! Потому что ОН ПРИЕХАЛ! Впервые в жизни отчего-то потеряв дар речи — хотя ничего же такого сейчас особенного и не происходит — я отрицательно машу головой, стягиваю волосы резинкой, надетой на запястье и опускаю на голову шлем, забыв подумать о том, как он на мне смотрится!
Он забрасывает ногу на своего высоченного "зверя", поворачивается ко мне. Такая улыбка у него… Я застываю пораженная — мне улыбается! МНЕ! Так и хочется дотронуться до этой улыбки, коснуться уголка его рта, который немного приподнимается вверх! И для меня это все вовсе не рано! Он мой! Я знаю, я чувствую! Просто он об этом еще не знает. Просто сама судьба об этом еще не знает!
— Ну, что же ты? Садись! Или боишься? — подначивает Захар, указывая
Вот интересно, как это сделать в платье? Ветром же, наверное, трепать его будет! А ромашки куда? Он, видимо, понимает мои сомнения — с тяжелым показным вздохом протягивает руку, помогает встать на подножку, командует:
— Давай руку. Так. Держишься за меня, крепко. Вот здесь, — кладет мою ладонь себе на талию, поверх белой футболки. Потом застывает ненадолго, словно раздумывая над чем-то. Убирает мою руку, стягивает с себя куртку и набрасывает мне на плечи, заставляя продеть руки в рукава и застегнуться.
И вот уже, замирая от восторга, я лечу вместе с ним по городу, одной рукой прижимаясь к твердым мышцам тренированного живота, с трудом сдерживая естественный порыв сжать, пощупать, под футболку залезть, кожи его коснуться! Его длинную челку треплет ветер — потому что шлем он тоже мне отдал! Мои бедра внутренней стороной прижимаются к его… И это ощущение не дает мне думать ни о чем другом, не позволяет отвлечься, насладиться поездкой. Я его чувствую. Я запахом его захлебываюсь — не ветром! И в какой-то момент, не замечая, где мы едем, в какую он сторону меня везет, я все-таки срываюсь — отставив чуть в сторону разделяющий нас букет, прижимаюсь грудью к его каменной широкой спине. И это непередаваемо — вот так вжиматься в него! Это с ума сводит! И чтобы быть еще ближе, чтобы касаться его всем телом, я еще и щекой ложусь на его плечо…
Антон
Расстегиваю молнию на ее платье. Мог бы для этого ту же Светочку прислать. Но я хочу убедиться, что Агния не врет, что пострадали только ладони и коленки, и больше она себе ничего не проткнула, не повредила — тридцать три несчастья, а не женщина!
Боится меня! Это заметно. Конечно, после того, что было прошлой ночью, я сам себя боюсь! Но не хочу расставаться с ней так — чтобы ненавидела и видела во мне извращенца! Ведь, несмотря на то, что между нами случилось, она почему-то сейчас позволяет мне раздевать ее! Говорю, осторожно спуская платье с ее хрупких плеч, приказывая себе ни в коем случае не касаться ее кожи:
— Я клянусь тебе, того, что случилось утром больше никогда не повторится. Не знаю, что на меня нашло! Прости, что напугал, — слежу за ее лицом, она кивает, соглашаясь. — Прошу тебя, пока нас не будет, не ходи с ребёнком в лес. Вообще, оставайся во дворе или в доме с ним и никуда больше! Хорошо?
Кивает еще раз, опустив голову, сосредоточенно рассматривает рисунок на ламинате. И только покрасневшие щеки дают мне понять, что она очень переживает из-за того, что сейчас я ее раздеваю.
— Смотри, если нужно что-то тебе или Алику, к любому здесь обратишься — для вас все сделают. Если что-то серьезное… Да хотя, в любом случае, что бы ни случилось, звонишь мне. Сейчас номерами обменяемся…
И забываю дальнейшую речь, все наставления, которые непременно нужно было сейчас ей дать, потому что, снятое до талии моими руками, платье, вдруг падает к ее ногам белым облаком с бурыми пятнами крови… И я заставляю себя отвернуться, но физически не могу! Словно магнитом сверхсильным взгляд притянуло! Один разок только взгляну — обещаю себе! И все-таки смотрю, с трудом сглотнув слюну, наполнившую рот.