Уходи! И точка...
Шрифт:
Она очень красивая. Белоснежная кожа… С такого расстояния в шаг я даже голубые венки на этой коже вижу! Одета в простое белое белье безо всяких там бантиков и кружев. А еще её белье красиво облегает небольшую грудь — в платье ее было не разглядеть толком! А так… Я даже мурашки, вдруг появившиеся на той ее части, которая в ткань не упрятана, вижу!
Быстро скольжу взглядом по тоненькой талии, по сжавшемуся животику, по длинным ногам и упираюсь вновь в нежно-розовый лак на пальчиках ее ног! Словно при жестокой ангине с болью проглатываю застрявший в горле ком — Радулов, вспомни, зачем ты здесь! Ты ж только что клялся ей, что не тронешь больше никогда! Возьми себя в руки!
В мозгу проносятся картинки одна ярче другой — обхватить руками это точеное тело, ладонями провести снизу-вверх, грудью вот этой маленькой, красивой, упругой грудью… вжать, впечатать в свою грудную клетку, чтобы даже сквозь одежду почувствовать ее тепло… И она поднимает глаза. И в них я отчетливо читаю: "Такой взрослый дяденька, а такой обманщик! Ты ж только что сам говорил, что этого больше не повторится!" Глубоко вдыхаю, наполняя кислородом легкие и хрипло произношу:
— Где твоя одежда? — а потом, когда иду к указанному мне кивком головы шкафу, очень надеясь, что Агния не посмеет сейчас смотреть на меня ниже пояса, и продолжаю говорить почти спокойно, как будто это не я только что сходил с ума от желания. — Попросишь вечером Людмилу, повариху нашу, тебе помочь помыться — она баба хорошая, добрая, и тебя выкупает, и Алика тоже. Я ей скажу. Она будет рада даже.
— А-Антон Викторович, — официальным обращением убивает она меня после мыслей моих бесстыжих. — Простите, что так получилось! Я вам обещаю, я буду за Аликом хорошо смотреть! Больше ничего не случится! Мне очень стыдно, что я не углядела!
— Ты-то с руками такими как будешь теперь? — хоть няньку другую для них обоих теперь ищи — и ей, и Алику!
— Да ничего страшного! Справлюсь. Все нормально. И не больно совсем! Во-он ту футболку и спортивные штаны, пожалуйста, достаньте! — я по приказу вытягиваю из аккуратной стопки одежду, быстро, стараясь смотреть строго в окно, помогаю ей надеть черную футболку, а штаны она тянет из моих рук сама. — Я дальше сама. Не волнуйтесь. Вам, наверное, собираться нужно. Идите! Я сейчас к Алику спущусь.
И я иду к двери. И впервые в связи с ней, с этой девушкой, думаю вовсе не о том, что хочу ее до боли, и не о том, какая она красивая и молодая. Я думаю о том, как же мне жаль ее — помню, как вздрагивали тонкие пальчики, когда Света обрабатывала их перекисью. Больно ей. Конечно, больно. Помню, как губку нижнюю прикусывала, явно чтобы не расплакаться! И ведь сдержалась! Сильная девочка. Хорошая девочка. Сама вся в крови, а Алика этими руками, разбитыми, всю дорогу из леса несла. И он, засранец мелкий, слабину ее тонко чувствует — приклеился к ней, как к матери, которая теоретически есть у моего сына, но на практике никогда не существовала…
13 глава.
Захар
— Где это ты так умудрилась? — Вероника осматривала перебинтованные руки Агнии и качала головой. — Тебя хоть ни на мгновение одну не оставляй, обязательно в беду какую-нибудь попадешь!
— В лесу упала! Ты был прав, Захар, нужно было нам тебя с собою брать! Мы с Аликом — тридцать три несчастья на ножках! Правда, Алик? — пошутила Агния, осторожно притягивая черноволосую голову Радулова-младшего к своему животу.
Я бросил осторожный взгляд на Веронику — она, конечно, поняла, что имеет в виду Агния! Поняла, что я с ними в лес собирался! С ними, а не с нею. И прямо-таки физически ощутил, как бесконечное искрящееся счастье, вот
Улыбаюсь, пожимаю плечами — смысл сейчас, когда дело уже сделано, что-то говорить? Проходящий мимо нас, стоящих у ворот рядом с автобусом, со спортивной сумкой на плече Будда, как обычно, когда я рядом с Агнией (я уже просек!), недовольно говорит:
— Захар, ты с нами едешь? Или мне тебя заменить?
— Ну, и кем ты меня заменишь? — не могу удержаться, чтобы не покрасоваться перед девчонками. — Все знают, что я — лучший боец в "Востоке" за все годы его существования!
И Будда, закинувший на подножку свой багаж, вдруг поворачивается с неожиданной улыбкой к нам:
— Не зарывайся, мальчик! Завтра сюда приедет, действительно, лучший в "Востоке" боец! Будет вместо тебя за пацанами смотреть!
— Это кто еще? — неприятно задевает меня — списал совсем, скоро и с должности тренера снимет!
— Свят Мерцалов выходит. Между прочим, чемпион России в среднем весе десятилетней давности.
…Потом уже, в автобусе, когда мы проезжаем по объездной Москву, я подсаживаюсь к нему и тихо, чтобы другие не слышали, задаю вполне, на мой взгляд, закономерный вопрос:
— Слушай, Антон, Свят же в тюряге почти восемь лет отсидел…
— Ну? — он, похоже, совершенно не понимает, куда я клоню.
— А в доме девчонка такая красивая практически одна осталась…
И по лицу его я сразу понимаю, что Будда об этом, на самом деле, не подумал! А теперь, когда понял всю опасность ситуации, когда до него дошло, он был просто в шоке! Да что там, он был в ужасе! И я практически наслаждался его ошарашенным видом — никогда босса таким не видел! Да-а, Агния-то хорошо его приложила, до самого сердца! Вон как испугался, когда понял, что голодный до баб мужик поселится рядом с этой девушкой! Мне его даже успокоить захотелось!
— Да ладно, не переживай слишком сильно, в конце концов, ты Святу своему позвонишь, предупредишь, чтобы не лез к ней. Ты ж ему пацанов наших доверил! Неужто он настолько неадекватный!
Антон задумался, а я, посидев с ним немного, так и не дождавшись, ответа, пошел на своё место рядом с Вероникой.
Она молчала, а я все ждал упреков, недовольства, каких-то собственнических ее порывов. Только она слушала музыку и смотрела в окно.
В душе поднималось извечное, злое — хотелось спросить: "Разве я обязан хранить тебе верность? Имею все права на других девчонок смотреть! И вообще, я тебя не выбирал — ты сама на мне повисла! Так и нечего теперь обидки кидать!" И я уже открыл рот и даже тронул ее за руку, чтобы повернулась ко мне. Да только она повернулась с широкой улыбкой, вытащила из уха один наушник и протянула мне.
— Будешь? Моя любимая!
И я взял. Что-то неуловимо знакомое, словно слышал когда-то, зазвучало в ухе. Постепенно я расслабился, злость улеглась, уступая место усталости (прошлую ночь почти не спал, а весь день тренировался, с ребятами занимался). И вот, когда я уж совсем растекся по креслу, убаюкиваемый мерным гулом двигателя и негромкой музыкой, она положила мне голову на плечо. Замерла на некоторое время, и я прямо-таки ощущал ее напряжение, словно Вероника боялась, что я могу оттолкнуть ее, запретить ей… А потом, когда поняла, что я этого делать не буду, тихонечко, явно считая, что я заснул, просунула свою руку под мою, переплела наши ладони, пальцами погладила мое запястье, потерла подушечки, прочертила линии на ладони… Покрутившись, устроилась удобнее, приваливаясь ко мне сбоку и уснула, счастливо вздыхая…