Уходила юность в 41-й
Шрифт:
Новоград-Волынского.
Редко, к сожалению, над районом прорыва появлялась наша авиация. Сверкая
серебристыми крыльями, бомбардировщики шли стороной. Глядя в небо, бойцы
просяще взывали: «Заверните к нам, соколы славные!» Не слышали летчики, летели
далее, на Житомир, через который, не считаясь ни с какими потерями, фашистская
бронеармада рвалась на златоглавый Киев. [73]
Во второй половине дня наша пехота и танки вырвались на Житомирское шоссе,
зацепились
немецкие танково-механизированные войска. Противник ожесточенно сопротивлялся, и
каждый раз наш 543-й корпусной артполк своим огнем расчищал дорогу атакующим
частям. Поле боя было усеяно трупами фашистских солдат и офицеров. Ведя в
большинстве случаев встречные бои, танковые и стрелковые части, поддержанные
артиллеристами, настойчиво продвигались вперед. Наконец фашисты не выдержали и
бежали, бросая вооружение и боевые машины.
За день на тридцатикилометровом участке наши войска прорвались на глубину до
25 километров. На следующий день наступление возобновилось, и войска 5-й армии,
отбрасывая и опрокидывая противника, вновь прорвались вперед. Казалось, дорога
фашистам на Киев была перекрыта наглухо.
Вспоминая о тех событиях, бывший гитлеровский генерал А. Филиппи отметит,
что «5-я армия красных при поддержке значительных сил артиллерии предприняла
наступление, заставив перейти к обороне все те части и соединения, которые 6-й армии
удалось подтянуть к фронту». Спустя неделю, командование 6-й немецкой армии
вынуждено было признать: «Характер угрозы нашим войскам со стороны главных сил
5-й армии русских по-прежнему таков, что указанную угрозу следует ликвидировать до
наступления на Киев».
Ах, если б в тот момент более решительными и настойчивыми оказались действия
с юга, со стороны нашей 6-й армии!
3
Поздним вечером, когда на переднем крае установилось некоторое затишье, я
выехал на огневые позиции, чтобы ознакомиться с личным составом и большим
батарейным хозяйством.
Отблески пожарищ, бушевавших вокруг, багровым светом далеко озаряли
окрестности. Ночью было видно, как днем. Шофер Семен Финьковский легко вел
полуторку по полевой дороге через посевы и перелески. Я размышлял, как, наверно,
нелегко будет управляться с грузом сложных обязанностей, что неожиданно легли на
мои [74] плечи в неполные двадцать лет. Наша батарея — это четыре 152-
миллиметровые гаубицы, шесть тракторов-тягачей с двумя грузовыми прицепами,
четыре автомашины-полуторки, около 150 бойцов и командиров штатного состава.
Добрую
которое надо в ходе боевых действий наставлять и подучивать.
Когда добрались до огневых, сразу бросился в глаза небольшой щит, на котором
крупными буквами было написано коротко и зовуще: «Здесь, под Новоград-Волынским,
решается судьба Киева. Стой насмерть, боец!»
К машине поспешил политрук Ерусланов. Мы давно не виделись со Степаном
Михайловичем. Здороваясь, обнялись. Я поинтересовался: как с боеприпасами?
— Доводим до полного боекомплекта. Хорошо, что база на зимних квартирах
неподалеку и сохранилась от всяких бомбежек.
В это время в сопровождении санинструктора дивизиона подошла девушка в
красноармейской форме с двумя квадратиками на зеленых петлицах. Ее невысокую,
ладную фигуру плотно облегала гимнастерка. Под пилоткой прятались русые косы,
уложенные короной. Военное обмундирование на таких девушках, может, в какой-то
мере скрадывает их внешнюю привлекательность. Но затмить красоту души ничем
невозможно. Простое и вместе с тем серьезное лицо с ямочками на щеках, острый
взгляд лучистых глаз сами по себе вызвали наше общее внимание. Мы разговаривали с
Пожогиным, когда она, придерживая рукой большую санитарную сумку, направилась к
нам.
— Вы — командир батареи? — спросила и подала мне, а затем Василию руку. —
Я — Галя Величко из Василькова, что под самым Киевом.
После запросто и непринужденно она станет знакомиться с каждым — и с
командирами, и с рядовыми бойцами. Кто-то из пожилых бойцов с усмешкой заметит:
«Гляди-ка, пигалица, а с такой громкой фамилией!» Тем временем Галя своим мягким
украинским говорком станет рассказывать, как пришлось ей по комсомольскому
призыву оставить третий курс медицинского института, добиваться отправки на фронт
и непременно на «самую передовую». Женское присутствие в суровом военном быту,
рядом с четверкой грозных длинноствольных орудий, готовых в любую минуту
извергать смертоносный [75] металл, надолго оставит на огневых позициях теплое
оживление.
А в нашем разговоре военфельдшер сразу приступила к своим делам. Она заявила:
— Мне надо осмотреть у бойцов ноги. Ведь сейчас, летом, содержать ноги и
портянки...
Пожогин с усмешкой прервал Галину:
— И надолго рассчитана ваша программа?
Она укоризненно взглянула на парня и умолкла.
Некоторое время они недвижно стояли друг перед другом, словно какой-то