Уходила юность в 41-й
Шрифт:
мотоциклисты по-прежнему мчались по ржаному полю. Что теперь врага остановит?
Но вдруг впереди танкеток, взметнувшись ввысь огненным столбом, встало
желто-белесое пламя.
— Наш «фейерверк» заработал! — вскрикнул лейтенант Григорьев. — Он как
огневой налет!
Там, на поле, казалось, уже горело все — и сереющие посевы, и сама земля.
Высокие ржаные стебли пылали, и среди них вскакивали конусообразные языки огня.
— Что там происходит? —
— Как говорится, продолжение следует в более широком масштабе! — весело
ответил командир батареи. — Степан Михайлович подсказал, а Максунов постарался —
где-то в местечке раздобыл бочку керосина. И вот ее подожгли бикфордовым шнуром.
А на поле разбросаны бутылки с бензином. Все, словом, просто и значительно!
Гитлеровцы между тем метались в суматохе. Задние танкетки, огибая подбитые и
горевшие, устремились было вперед, но их встретило огнем наше передовое охранение.
Оставив на поле еще одну машину, фашисты все-таки приблизились к нашему
переднему краю, но действовали [61] уже неуверенно. Их расстреляли в упор наши
пушки-«сорокапятки».
В горящей ржи, словно звери в ловушке, надрывно ревели моторы. Автомашины с
пехотой кидались из стороны в сторону, но всюду наталкивались на бушующее пламя.
Сквозь огонь и дым до нас доносились отчаянные гортанные вопли. Лес, затуманенный
дымовым покрывалом, молча взирал на эту геенну огненную.
Резко и часто стреляли полковые «сорокапятки», добивая танкетки. А на ржаном
поле все сильнее выл огонь, трещало горевшее зерно. Всепожирающая стихия бушевала
долго и неистово.
* * *
Конечно, мы гордились победой над врагом. Но невольно думалось: как
смириться с мыслью, что после этого успеха мы остались на прежних позициях, не
преследуя разбитого противника? Грешным делом, нам, победителям, даже не
пришлось взглянуть на свои боевые трофеи!..
И вдруг, как снег на голову, весть: мы отходим! Ее мы переживали остро,
болезненно. Нам, командирам, сложность такой ситуации в доступных рамках
становилась понятной. Однако у рядовых бойцов само по себе возникало недоумение: в
чем дело, почему?
В военных училищах тактику отходов мы почти не постигали. Даже
оборонительные бои у нас отрабатывались слабо, в общих чертах. Теперь, на войне, все
это предстояло восполнять в боях, необычных и тяжелых до крайности.
Вместе с тем нельзя не сказать, что занявшее основное звено в нашем военном
воспитании предпочтение наступательному духу, конечно, сыграло свою
положительную
кризисных обстоятельствах. Трусы и негодяи, что составили лишь единицы — не в
счет! Пусть скажет, что это не так, тот, кто честно прошел свой тернистый и
доблестный путь по дорогам страданий и побед тогда, летом 1941-го!
Вскоре к нам прибыл начальник артиллерии корпуса полковник Кушнир —
коренастый крепыш с кавалерийской выправкой. Говорили, незадолго до войны он
возглавлял училище артиллерии особой мощности и питает к орудиям тяжелых
калибров особые симпатии. [62]
Теперь, вышагивая перед нами, он медленно выговаривал:
— Не надоело, боевые друзья-товарищи, отдуваться за пехоту? Слыхал о ваших
действиях в тылу противника. Геройски отбивали атаки врага! Похвально, разумеется.
Но если принципиально, с профессиональных позиций? Рискуем ценными кадрами
командиров-артиллеристов!
Снял фуражку, вытер платком крупную бритую голову.
— Мною испрошено разрешение. Пока коммуникации отхода не заняты
стрелковыми соединениями, вам надлежит выдвигаться на дорогу и следовать в район,
где полк в полном комплекте займет боевой порядок для последующих действий.
Кушнир взглянул на наш строй, небрежно козырнул:
— До встречи на огневых позициях, боевые друзья-товарищи!
Едва мы появились в расположении, к нам бросился Козлихин с газетой в руках:
— Не читали, товарищи командиры? Товарищ Сталин обратился к народу и
армии. Вчера, по радио.
— Ну-ка, ну-ка! — загорелся политрук.
Быстро пробежав глазами по строчкам армейской газеты «Боевой поход»,
Ерусланов сказал Козлихину:
— Собирай бойцов! — повернулся к лейтенанту Григорьеву: — Не возражаешь,
комбат?
Итак, товарищи, нападение фашистской Германии на нашу страну продолжается.
Враг рвется вглубь, захватывая и уничтожая города и села, убивает и порабощает наших
людей. Что ж? Как сказал товарищ Сталин, на злодейский замысел фашистских
людоедов наше государство, многомиллионный советский народ ответят Великой
Отечественной войной против германского фашизма.
Политрук заглянул в газету, затем продолжал:
— Среди нас не должно быть места унынию и какой-либо панике, суждениям об
успехах фашистов и наших неудачах, которые мы тут, в действующей армии, иногда
испытываем. Теперь сообщу главное: мы отходим на новый оборонительный рубеж.