Уилл Грейсон, Уилл Грейсон
Шрифт:
в итоге я все же сажусь смотреть «гордость и предубеждение», потому что они на пятнадцать часов, так что когда все закончится, айзек, наверное, уже вернется. мой телефон постоянно звонит, а я постоянно не отвечаю. есть плюс в том, что айзек не может мне позвонить – не приходится волноваться, вдруг это он.
когда чувак собирается сказать телке все, что он ей должен сказать, звонят в дверь. поначалу я игнорирую это так же, как и телефон. проблема только в том, что дверной звонок на автоответчик не переключается, и когда раздается очередной звонок и мама собирается встать, я говорю, что открою, решив,
маура: нам надо поговорить.
я: сейчас же уже типа полночь, нет?
маура: открой дверь.
я: ты капризничать тут будешь?
маура: уилл, хватит. открывай.
когда она начинает разговаривать со мной напрямую, мне всегда становится немного страшно. открывая дверь, я пытаюсь придумать, как от мауры избавиться. как-то машинально.
мама: кто там?
я: да всего лишь маура.
и, блин, маура восприняла это «всего лишь» буквально. пусть она уже нарисует слезу под глазом, и покончим с этим. на ней столько подводки, что хватило бы и контур трупа обвести, а кожа такая бледная, что маура как вампир на рассвете. только двух кровавых точек на шее не хватает.
мы зависаем в дверях, потому что я толком не знаю, куда нам идти. мне кажется, в дом она ко мне раньше не заходила, разве только на кухню. но в моей комнате точно не была, потому что там комп, а маура из таких девчонок, кого на секунду одних оставишь, и они сразу же полезут в твой дневник или в компьютер. к тому же, сами понимаете, когда приглашаешь кого-то в свою комнату, это может кое-что значить, а я однозначно не желаю, чтобы маура ждала от меня что-то типа: «а может на кровать сядешь, а раз уж мы на кровати, может, я тебя трахну?». но пока кухня с гостиной не годятся, потому что там мама, мамина спальня тоже не годится, потому что это мамина спальня. в общем, в итоге я спрашиваю, не хочет ли она пойти в гараж.
маура: в гараж?
я: слушай, в выхлопную трубу я тебя лезть не заставлю. если бы хотел совершить вместе с тобой групповое самоубийство, я бы предпочел удар током в ванне. ну, фен в нее бросить. как поэты делают.
маура: ладно.
в мамином макси-сериале говнофантазия остин раскрылась еще далеко не до конца, так что я знаю, что нас с маурой не тронут. точнее сказать, мы будем единственными тронутыми в гараже. в тачке сидеть было бы как-то глупо, так что я расчищаю пространство возле груды папиных вещей, которые мама так и не выкинула.
я: ну так че?
маура: ты урод.
я: это новость для тебя?
маура: помолчи секунду.
я: только если ты замолчишь.
маура: прекрати.
я: ты начала.
маура: просто прекрати.
ладно, думаю я, заткнусь. и что? пятнадцать сраных секунд молчания. а потом вот это:
маура: я всегда уверяю себя, что ты не со зла, и от этого типа не так больно. но сегодня… блин, меня просто задрало уже. ты задрал. чтобы ты знал – я спать с тобой тоже не хочу. я бы ни за что не стала спать с человеком, с которым даже дружить не получается.
я: погоди-ка, мы что, больше не друзья?
маура: я не знаю, кто ты мне. ты мне даже не признаешься, что ты гей.
ее излюбленный маневр. когда она не получает
а теперь другая ловушка, на этот раз про ориентацию.
я: эй, стоп. если я и гей, не мне ли решать, говорить об этом тебе или нет?
маура: кто такой айзек?
я: черт.
маура: думаешь, я не вижу, что ты там в тетради малюешь?
я: да ты прикалываешься. и ты из-за айзека так решила?
маура: ты просто ответь, кто он такой.
я ей принципиально не хочу рассказывать. он мне принадлежит, не ей. если я ей хоть что-то расскажу, маура захочет знать все. я знаю, что она по какой-то идиотской причине решила, что я сам этого хочу – все рассказывать, и чтобы она все обо мне знала. но я не хочу. и она этого не добьется.
я: маура, маура, маура… айзек – это вымышленный персонаж. на самом деле его нет. блин! я просто кое-что придумал. ну, замысел у меня. я истории сочиняю. с этим айзеком в главной роли.
знать не знаю, откуда это дерьмо берется. похоже, это просто дано мне какой-то божественной силой выдумывания. судя по ее виду, маура очень хочет в это поверить, но не может.
я: это как собачка пого. только он не собачка и не на палочке.
маура: блин, я уже совсем забыла про собачку пого.
я: да ты что?! мы же на этом должны были разбогатеть!
и на это она ведется. маура прижимается ко мне, и я богом клянусь: будь она пацаном, я бы сейчас через штаны заметил, как у нее встал.
маура: понимаю, что это ужасно, но мне как-то легче от того, что ты такую серьезную вещь от меня не скрываешь.
пожалуй, неудачное время подчеркивать, что я, вообще-то, не сказал, что я не гей. я просто послал ее подальше.
даже не знаю, есть ли что ужаснее на свете, чем когда девочка-гот внезапно делается ласковой. теперь маура не только жмется ко мне, но и изучает мою руку, как будто на ней оттиснута надпись о смысле жизни. шрифтом брайля.
я: мне, наверное, к маме пора возвращаться.
маура: скажи ей, что нам надо пообщаться.
я: да я кино обещал с ней посмотреть.
тут главная задача – избавиться от мауры так, чтобы она не поняла, что от нее избавились. я же обидеть ее не хочу, не сейчас, когда я только все наладил после предыдущей мнимой обиды. я точно знаю: как только маура доберется до дома, она бросится к своей тетрадке с кроваво-черепушечной поэзией, и я изо всех сил стараюсь, чтобы там обо мне ничего плохого не появилось. маура однажды показала мне один свой стих.