Чтение онлайн

на главную

Жанры

Уинстон Черчилль. Темные времена
Шрифт:

Но Чемберлен, этот флегматичный, немногословный, бесстрастный политик, был далеко не так прост. Несмотря на оскорбительные слова брата, он питал искренний интерес к международным делам и верил, что может достичь на этом поприще большого успеха. «В отличие от Болдуина он считал себя способным понять все проблемы Европы и даже всего мира», – проницательно замечал о нем Черчилль263. Кроме того, Чемберлен, стремящийся «осущест-ваять деспотичный контроль над деятельностью многих министерств»264, был упрям, самоуверен, решителен и практически никогда не испытывал сомнений. «Вместо смутной, но тем не менее глубокой интуиции, присущей Болдуину», он был «очень деловитым и целеустремленным человеком, но только в той мере, в какой это отвечало политическому курсу, в который он верил сам»265. Новому премьеру были чужды эмоции, и он не допускал в свою лабораторию власти чувства, предпочитая руководствоваться исключительно логикой. Ему не хватало фантазии и воображения, поэтому он всегда питал нелюбовь к инновациям, ярким личностям и обладателям выдающегося интеллекта.

По этой причине ему чужд

был велеречивый коллега с его вспышками, прозрениями и эскападами. Соприкоснувшись с Черчиллем в 1920-х, он первое время пребывал в недоумении, «не зная точно, то ли восхищаться талантами Уинстона, то ли беспокоиться о его импульсивности и скороспелости суждений»266. В дальнейшем Чемберлен определился, предпочитая при упоминании потомка Мальборо вспоминать высказывание Ричарда Халдейна (1856–1928) из асквитовских времен: «Пытаться переубедить Уинстона – что спорить с духовым оркестром»267. Спорить с Черчиллем ни Чемберлен, ни его коллеги по правительству не собирались. Да по большому счету и не могли. «Каждый член кабинета министров будет выступать против назначения Уинстона, поскольку он превосходит их всех по интеллектуальной мощи и опыту», – комментировал ситуацию Ллойд Джордж268.

Двух «Ч» неслучайно называли «антиподами». «Бесцветная политика» Чемберлена зиждилась на «грамотном управлении, компетенции и эффективности», – объясняет французский исследователь Франсуа Бедарида (1926–2001). Он воспринимал решение государственных проблем как «семейное дело», требующее исключительно «особых технических навыков». Политика Черчилля, напротив, отличалась «честолюбием, масштабом, романтикой». «Он верил, что творит историю»269.

Но главная проблема Чемберлена заключалась не в его различиях с более импульсивным и великим коллегой. Главный недостаток младшего сына «Пробивного Джо» состоял в том, что он действительно, как верно заметил его отец, занимался не свойственным ему делом. Но занимался уверенно. Черчилль ошибался, сетуя, что у его коллеги нет «плана» и он движется словно «в тумане»270. Напротив, у Чемберлена была собственная теория деэскалации международной напряженности. До него основополагающий принцип британской внешней политики сводился к балансу сил. Против самого могущественного государства на континенте, которое рассматривалось как потенциальный противник, Британия заключала договоры с другими странами, создавая альянсы для уравновешивания возможных угроз и сохранения стабильности. Чемберлен не верил в баланс, считая его неустойчивой гарантией мира. Также он не верил в международные конференции и Лигу Наций, которые показали свою неэффективность как в части решения вопросов разоружения, так и сдерживания агрессии. Свою внешнюю политику он решил строить на установлении добросердечных отношений и заключении двухсторонних соглашений с каждой из стран Оси: Германией, Италией и Японией.

Учитывая расхождения во взглядах между премьером и Форин-офисом, с приходом Чемберлена к власти последовали кадровые решения. Заместителя главы МИД Роберта Ванситтарта (1881–1957), известного апологета концепции баланса власти, сменил Александр Кадоган (1884–1968) [10] , а Энтони Идена, выступавшего против союза с Италией, – лорд Галифакс271.

Постановка внешней политики страны в зависимости от налаживания дружественных отношений с потенциальными агрессорами представлялась Черчиллю опасной по двум причинам. Во-первых, искажалось восприятие позиции Германии, особенно когда она говорила о дружбе. Еще в октябре 1937 года он предупреждал, что заявления Гитлера о дружбе означают лишь просьбу «вернуть бывшие колонии», а также дать согласие на «развязывание немцам рук в Центральной и Южной Европе»272. Предоставление подобной свободы Черчилль считал ошибкой, заявляя о недопустимости поддерживать «кипение нацистского котла за счет откусывания территорий» других стран273. Во-вторых, практика заключения двухсторонних договоров и работа с каждой стороной «поодиночке» позволяла Германии стравливать бывших союзников между собой, добиваясь игрой на противоречиях одновременных уступок с одной и с другой стороны274. Причем речь шла не только о Британии и Франции. В 1935 году Гитлер предложил президенту Чехословакии Эдварду Бенешу (1884–1948) поддержку в сохранении целостности его страны в обмен на гарантию нейтралитета последней в случае военного конфликта между Германией и Францией.

10

Ванситтарт был назначен «главным дипломатическим советником правительства Его Величества». Общественности перевод на новую должность был представлен как повышение. На самом деле это была синекура. Ванситтарт, хотя и сохранил за собой свой старый кабинет, был полностью лишен рычагов управления. Даже корреспонденция теперь попадала к нему не сразу, как раньше, а только после прохождения через аппарат Форин-офиса.

В качестве альтернативы и антитезы двухсторонним соглашениям с агрессорами Черчилль предлагал создание «Великого альянса» – союза России, Англии и Франции. По его мнению, в современных условиях «оборона тех или иных районов не может быть обеспечена только местными условиями». Он настаивал на необходимости учета «огромного баланса всего фронта военных действий», что в корне расходилось с азами внешнеполитической парадигмы нового премьера. Правы были родственники Невилла, утверждая, что он не подходит для политика мирового масштаба. Занимая подобное положение, приходится мыслить планетарными категориями и вневременными критериями. Чемберлен же состоялся как личность в бизнесе, пришел в политику из торговли и воспринимал управление государством как управление коммерческим предприятием. Опираясь на свой опыт коммерсанта, он верил в разумный подход, компромисс и то, что всегда есть возможность прийти к согласию, – вопрос лишь во взаимных уступках и цене. Глав государств, с которыми ему пришлось выстраивать отношения, он воспринимал не как диктаторов и вершителей судеб миллионов людей, а как бизнесменов. «У него было свое законченное мнение обо всех политических деятелях того времени в Англии и в других странах, и он считал, что может иметь дело с любым из них», – недоумевал Черчилль, неоднократно заявляя, что люди, с которыми пытался договориться Чемберлен, не понимают ни чести, ни уступок; принципиальным для них является достижение цели, и неважно, какими средствами. Чемберлен с его «ограниченным кругозором и неопытностью в европейских делах оказался настолько самодовольным», что напрочь отмахнулся от предостережения Черчилля: «Реальность гораздо объемнее и сложнее, чем любые из ходов на шахматной доске дипломатии». «Мистер Чемберлен, похоже, не понимает, в насколько злобном мире мы живем», – возмущался Уинстон. Находясь не в лучшем настроении, он назовет нового премьера «муниципальным клерком, наблюдающим за европейской обстановкой не с того конца водосточной трубы», а в другой раз добавит: «В глубине безликой душонки Невилла нет ничего, кроме низкой и подлой капитуляции»275.

В таких условиях и с таким мнением Черчиллю пришлось искать себе место под палящим солнцем изоляции, непонимания и одиночества. «Я пойду своим путем и буду действовать независимо в борьбе за безопасность нашей страны и всей цивилизации», – обозначит он собственную линию поведения в сложившихся обстоятельствах276. Главным же козырем в своей колоде он выберет общественную популярность. Почти сорок лет в политике, почти двадцать опубликованных сочинений, почти десять возглавляемых министерств и ведомств. Для широких масс Черчилль по-прежнему был влиятельной фигурой и представителем истеблишмента. В ноябре 1937 года его пригласили выступить на книжной ярмарке, организованной Sunday Times и Национальным книжным советом. В своем выступлении на открытии выставки он сказал, что «основная миссия торговли книгами заключается в распространении непредвзятых и объективных знаний». По его мнению, «нет ничего хуже, чем вводить в литературу элементы тоталитаризма». «Слава литературы в ее разнообразии», – заявил он, призвав читателей воспротивиться литературе «приукрашенных фактов и тщательно отобранной статистики». «Автор, – утверждал британский политик, который сам сделал свое состояние на литературном труде, – является источником постоянно расширяющегося потока интеллектуальной и коммерческой активности. По этой причине авторы – высокожеланные граждане, их следует холить, почитать и в значительной степени награждать»277.

Помимо знакомства публики со своим мнением относительно книг, не забывал Черчилль и о нависшей над Англией внешнеполитической угрозе. Последняя тем временем становилась все более явной. Новый 1938 год принес Европе очередные неприятные сюрпризы.

Хотя термин «сюрпризы» в этом контексте не совсем уместен. Ничего неожиданного в том, что произошло в 1938 году, не было, если внимательно посмотреть на события двадцатилетней давности, когда в результате заключения Сен-Жерменского и Трианонского договоров было осуществлено разделение Австро-Венгрии на независимые национальные государства. На тот момент, указывал Черчилль, считалось «либеральным политическим курсом» поддерживать стремление входящих во вновь образованные государства народы «вырваться из рамок империи». Но ошибка этого подхода состояла в том, что ни один из этих народов «не обладал достаточной силой или жизнеспособностью для противостояния давлению» извне. В итоге дух сепаратизма привел к тому, что каждая провинция империи Габсбургов заплатила за свою независимость «такими мучениями, которые у древних поэтов и богословов считались уделом лишь обреченных на вечное проклятие»278.

Первой на очереди была «заветная цель» Гитлера279 – Австрия, присоединенная к Третьему рейху в марте 1938 года. То, что аншлюс Австрии противоречил международному праву, фюрера не смутило. Но не только его. В Лондоне отказались рассматривать новый успех Берлина как акт агрессии. Чемберлен согласился расплатиться независимостью чужого государства ради сохранения свободы собственного. В его понимании подобная торговля жизнями и территориями называлась «политикой умиротворения». В то время как на самом деле он лишь отодвигал нападение на собственную страну, укрепляя потенциального противника.

Реакция Черчилля была предсказуема. Выступая в палате общин на следующий день после начала аншлюса и победоносного въезда Гитлера в Вену, он заявил, что «трудно переоценить всю серьезность произошедших событий». Нацисты не просто присоединили соседнюю территорию. Они одержали важную стратегическую победу в их «тщательно продуманном и выверенном по времени, поэтапно реализуемом плане агрессии». Вена – это не просто музыкальная столица Европы и город с красивыми архитектурными ансамблями, древней культурой и знаменитыми картинными галереями, «это транспортный узел, связывающий между собой все страны, ранее входившие в состав Австро-Венгерской империи, а также страны юго-востока Европы». «Захватив Вену, – сокрушался Черчилль, – нацистская Германия получила возможность – с помощью военных и экономических мер – контролировать все магистрали Юго-Восточной Европы».

Учитывая одержанную стратегическую победу, наивно полагать, что Гитлер остановит свои притязания. «Германия в ее нынешнем состоянии будет продолжать стремиться к господству над всей Юго-Восточной Европой», – предупреждал британский политик. По его мнению, после падения Австрии значительно ухудшится ситуация для Чехословакии, которая «когда-то была самым развитым промышленным регионом Австро-Венгрии». Отыне Чехословакия находится в военной и экономической изоляции, и без «проведения переговоров с целью реализации мер по обеспечению ее права на использование путей сообщения» это государство вскоре «одним махом может быть полностью отрезано от остального мира»280.

Поделиться:
Популярные книги

Измена. Свадьба дракона

Белова Екатерина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
5.00
рейтинг книги
Измена. Свадьба дракона

Без шансов

Семенов Павел
2. Пробуждение Системы
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
постапокалипсис
5.00
рейтинг книги
Без шансов

Совок

Агарев Вадим
1. Совок
Фантастика:
фэнтези
детективная фантастика
попаданцы
8.13
рейтинг книги
Совок

Восьмое правило дворянина

Герда Александр
8. Истинный дворянин
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Восьмое правило дворянина

Ну, здравствуй, перестройка!

Иванов Дмитрий
4. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.83
рейтинг книги
Ну, здравствуй, перестройка!

Идеальный мир для Лекаря 7

Сапфир Олег
7. Лекарь
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 7

Эфемер

Прокофьев Роман Юрьевич
7. Стеллар
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
7.23
рейтинг книги
Эфемер

Разбуди меня

Рам Янка
7. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
остросюжетные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Разбуди меня

Без Чести

Щукин Иван
4. Жизни Архимага
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Без Чести

Неудержимый. Книга XIV

Боярский Андрей
14. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XIV

Его темная целительница

Крааш Кира
2. Любовь среди туманов
Фантастика:
фэнтези
5.75
рейтинг книги
Его темная целительница

Его наследник

Безрукова Елена
1. Наследники Сильных
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
5.87
рейтинг книги
Его наследник

Комбинация

Ланцов Михаил Алексеевич
2. Сын Петра
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Комбинация

Неудержимый. Книга XVII

Боярский Андрей
17. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XVII