Укатанагон и Клязьма
Шрифт:
В глубине дома, плохо, но все же различимая за решеткой, в тени гостиной за роялем устраивалась Элиастелла. Она заметила, что на неё смотрят и помахала им рукой. Каждый развернул свой стул в сторону гостиной. Китри пристально смотрела на Элиастеллу.
– Китри, – Паолиньо старался говорить мягко, – Вы так упрямо пытаетесь связаться с Элиастеллой, что даже стекла среагировали. Вы всё никак не поверите, что здесь не дурачки оборудовали дом. Посмотрите, стекла начали закрываться, и мы будем лишены возможности наслаждаться Шопеном, а Вам могут запретить следующее свидание, от которого,
Китри отвернулась и отошла от дома.
– Спасибо, Китри. Подождем минутку – они опять откроются.
– Значит, ты ей отдал в распоряжение дом и содержишь её?
– Ну да, закон разрешает, договор подписан.
– А ты знаешь, что такие вот ситуации часто кончаются возвращением в тюрьму, а в части случаев – совсем плохо.
– Слыхал, да. Но есть и другие варианты.
– Двадцать семь процентов.
– Мне вполне достаточно.
– Шикарно ответил, понимаю тебя. Конечно, само решение пойти в операцию без связи и внешнего контроля вопиет, так сказать, о героизме. Но что это за награда такая? Дом-тюрьма? Как тебе разрешили держать эту дикую при себе? Такие риски! Что происходит, а?
– Сам удивляюсь, – ответил Паолиньо, – я только попросил, а решали судьи.
– Ты только попросил – и они согласились, да?
– Ну да.
– Врешь как сивый мерин!
– Не знаю ничего про мерина. Кто это?
– Птица такая, в Африке живет. Питается сивками.
– Если бы питалась сивками, то была бы сивкин мерин, или сивкинский мерин, а раз сивый мерин, то, скорее всего, питается сивами.
– Да, точно, извини. Сивами питается, сивыми меринами – ловит их на пальмах, как дураков, и съедает.
– Нет птиц таких, говорю как специалист.
– Нет, есть! Вот тут один экземпляр на стуле присел. Не знает, что мерин – это конь, который не может дать потомства.
– Даже среди коней уже есть продвинутые мужчины, – сказала Китри.
– Неплохо, Китри, – заметил Алекзандер.
– С мерином – это ты совсем мимо, – сказал Паолиньо.
– Ну, рад за тебя, – засмеялся Алекзандер.
Стекла двинулись в обратную сторону и Паолиньо встал и пошел к решетке. Элиастелла увидела, вышла из-за рояля и подошла к нему с другой стороны.
Они пошептались, и Паолиньо вернулся к столу: – Эли разрешила сказать вам, что она беременна.
Алекзандер ошарашенно переводил взгляд с Паолиньо на устраивающуюся за роялем Элиастеллу.
– Вот это да!
– Поздравляю, – тихо сказала Китри.
– Гиногенез?
– Алекзандер, ты очень осведомлен, но нам всё равно, мы с Эли очень счастливы.
– Если да, то третий случай!
– Балансер дал согласие, так что всё в порядке, не переживай, – весело сказал Паолиньо.
– Теперь понятно. Но в любом случае тебе надо быть осторожным. Ты, когда заходишь, надеюсь, соблюдаешь все меры предосторожности?
– Это запрещено.
– Понятно, что запрещено, Паолиньо, не валяй дурака.
– Нет, говорю тебе. Не заходил и не захожу.
– В смысле? Что?! Боже мой. Как это? То есть это, значит, с того дня? А?
– Без комментариев.
– С одного раза? Ну, ты орёл! Партенку с первого раза!
– Пошло, – сказала Китри.
– Насчёт мерина – беру свои слова обратно.
– Перестань, Алекзандер. Я сделал ей предложение.
– О-о-о!
– Она не будет больше портить себе биографию.
– Ты чокнулся, чокнулся. А что у неё в прошлом?
– Неужели, Паолиньо, вы будете обсуждать с чужим человеком детали биографии вашей будущей жены?
– Дорогая Китри, – сказал Алекзандер, – так бывает у старых отсталых обезьян. Называется: мужская дружба. Он мне не чужой, не как у подружек-сестрёнок, до первого дележа, представьте себе: он родной мне человек.
– Может, – сказала Китри, – роднее жены?
– Это второй мяч в твои ворота, согласись, Алекзандер.
– Хорошо, пусть побеждает. Я люблю её победительницей. Так что там с послужным списком? Или мне самому запросить информацию?
– Она отсидела десять лет с переустройством при Робмэне Втором.
– То есть это ещё тогда? И не помогло?! Такой страшный рецидив? Это сколько же ей лет, этой школьнице?
– У дам этого не спрашивают. Неважно на самом деле, она всё равно как ребенок.
– Ребенок-рецидивист, который хотел тебя укокошить! И почти что сделал это! И ты на нём хочешь жениться! Я в восторге! Это пиздец просто!
Он повернулся к Китри и сказал подчеркнуто мягко:
– Укокошить, Китри, это такое старинное жаргонное слово, означающее «убить каким-нибудь древним инструментом», например, проткнуть лёгкие ломом, ударить топором по голове, или, например, взять и отрубить её лопатой, голову эту. Вот что означает – укокошить. Раньше нужен был инструмент, а сейчас партенка, хорошо продвинутая после апгрейда, может сделать это своими детскими ручонками. С мужчиной, который в два раза её крупнее, плюс кровавый садизм, который они исполнили с так называемой общей мамашей, Отчей нашим, иже еси в аду. И кто-то из этих садисток оправдывался перед Великим Балансером, что из разодранного и парализованного мужского тела что-то в этот нежный момент не то торчало, не возможно было выдержать, спазмы у него неправильно работают. Ты это видела, Китри?
Китри молчала, и Алекзандер рявкнул:
– Ты видела лужи крови, вырванный глаз и гениталии?! На девичнике!! Суки кровавые! Я тебя спрашиваю, ты видела?
– Не кричи, – ответила Китри.
– Извините уж пожалуйста, а ещё, что Великий Балансер не может правильно судить их поступки, он не может, потому что он скорее мужчина – Великий Балансер – и значит он за мужчин. Идиотки! Секта убийц!
– Говорю тебе: хватит кричать.
– А ты что молчишь? Я не прав? – развернулся к Паолиньо Алекзандер.
– Ну да, да. Ты прав. И всё же вот так вот получилось.
– И что у вас теперь будет?
– Да ничего не будет, она отказалась.
– Отказалась?.. Паолиньо! Или думает?
– Думает.
Алекзандер улыбнулся: – Она вся в раздумьях, Паолиньо, но она согласится – и это очень, очень опасно. Ты понимаешь? Ты рядом с убийцей, ты в опасности. Она, кстати, нас слышит?
– Возможно. Она девушка со многими талантами. Может играть и слышать наш разговор. Ещё сквозное видение – слыхал, что это такое? Тоже не хухры-мухры.