Украденная невинность
Шрифт:
Джессика промолчала.
— Исходя из всего этого, я склоняюсь к мысли о твоем ско-рецшем браке с герцогом. Ты ведь знаешь, что более всего па свете я хочу видеть твою судьбу устроенной. Его милость испытывает сильное чувство, а значит, приложит все старания, чтобы сделать тебя счастливой.
Девушка молчала очень долго, время от времени часто мигая, но маркиз все-таки заметил слезинку, скатившуюся по бледной щеке.
— Мне так неловко! — прошептала она, заметив тревогу на его лице. — Женщины плачут в самые неподходящие моменты.
Маркиз
— Я знаю, дорогая, знаю. Ты еще не готова навсегда связать с кем-то свою жизнь, ты просто не успела свыкнуться с этим. Будь положение вещей иным, я ни за что не стал бы тебя подталкивать к столь ответственному шагу.
— Вы хотите сказать — будь мое происхождение иным? Не будь опасности, что вскроется обман?
— Боюсь, что так, дорогая.
— Мне нужно знать, папа Реджи, чем грозит подобная возможность. Ведь если в то время я уже буду женой герцога…
— В этом-то вес и дело, дорогая, в этом-то все и дело! — вскричал маркиз. — Герцог Милтон еще очень молод, но его богатство неизмеримо, а положение исключительно высоко. Даже если твое прошлое каким-то образом всплывет, он сумеет защитить тебя от нападок света. Никто не осмелится задеть даже словом герцогиню Милтон и уж тем более не посмеет высказать свое мнение герцогу.
Губы Джессики дрогнули, как если бы девушка хотела что-то сказать. Но она снова очень долго молчала.
— А если… если я приму предложение герцога… если дам согласие стать его женой… как скоро мы обвенчаемся?
Реджинальд Ситон подавил очередной вздох. Он всем сердцем желал дать ей побольше времени, позволить привыкнуть к мысли о неизбежном, но время работало сейчас против них.
— Боюсь, чем скорее, тем лучше. Если что-нибудь случится со мной до того, как твое будущее будет устроено, я не найду покоя и в могиле.
— С вами ничего не может… не должно случиться!
— Конечно, конечно, дорогая. — Маркиз мягко разжал ее руку. — Я говорю о той доле возможности, которая все-таки существует. Когда герцог был в Белморе последний раз, мы с ним обсудили вынужденную поспешность венчания… при условии, если предложение будет тобой принято, и пришли к согласию на этот счет.
Джессика поникла на стуле. Фигурка девушки казалась совершенно неподвижной, но маркиз догадывался, что она дрожит. Когда Джессика снова подняла глаза, они были полны слез.
— Что ж, папа Реджи, — тихо сказала воспитанница, улыбаясь самой вымученной улыбкой, какую ему только случалось видеть. — Джереми умен и добр. Думаю, герцог будет мне хорошим мужем. Я приму его предложение с радостью. Нужно быть полной дурочкой, чтобы отказать герцогу Милтону.
— Вот и славно, дорогая, — обрадовался маркиз, чувствуя невыразимое облегчение. — Я рад, что ты вполне осознаешь важность принимаемого решения.
— Милорд, — продолжала Джессика, отнимая руку и поднимаясь, — поскольку для меня брак — вещь новая и совершенно неизвестная, все детали я оставляю на ваше усмотрение. Возможно, леди Бейнбридж поможет в устройстве свадьбы.
— Разумеется, с превеликим удовольствием! Когда Корнелия узнает новость, она будет вне себя от восторга.
Улыбка на лице Джессики стала болезненно-ослепительной.
— В таком случае я могу удалиться? Мне не терпится рассказать все Виоле. Думаю, она будет не менее счастлива, чем графиня. — С этими словами девушка наклонилась и поцеловала маркиза в щеку. — Вам не помешает хорошенько отдохнуть, папа Реджи. Прежде чем расположиться на ночь, я еще раз навещу вас.
Реджинальд Ситон ограничился кивком. Маркиз сделал то, что должен был сделать, к чему принуждало его ухудшающееся здоровье, однако вопреки добрым намерениям он сожалел, что вес так обернулось. Всему виной непробиваемое упрямство Мэттью.
Задумавшись о сыне и о последствиях принятого им решения, маркиз вдруг понял, что именно Мэттью пострадает сильнее всех.
Волнение на море продолжалось не первый день, и судно раз за разом скользило с верхушки отлогой волны в сумрачную впадину между двумя водяными горами. Тускло-серое штормовое небо не пропускало даже намека на солнечный луч, влажность заставляла палубу скользко блестеть, суконный мундир отсырел так, что неприятно лип к телу.
Мэттью стоял в рубке у штурвала и мрачно всматривался в беспокойный океан. Когда вошел Грехем Пакстон, он лаконично его приветствовал.
— Я слышал, нам приказали ждать. В чем дело? Кто-то хочет подняться на борт?
— Сигналили с «Дредноута», — ответил граф, продолжая всматриваться в море. — Ты знаешь, это ближайший к «Норвичу» корабль в линии блокады. Они передали, что к нам направляется один из шлюпов, поддерживающих связь с побережьем, — «Визел», приписанный к Плимуту.
— Интересно знать, не несут ли нам новости насчет объявленной войны?
Пакстон остановился рядом с Мэттью и тоже начал всматриваться в волны в поисках суденышка, которое обычно обеспечивало доставку посланий и самых необходимых припасов.
— Мне тоже это интересно.
Ситон ничего не сказал о том, что на обратном пути в Плимут «Визел» понесет вместе с другими и его письмо. Послание, адресованное отцу, вот уже много дней лежало в верхнем ящике стола в ожидании оказии, которая позволила бы отправить его на берег.
И вот наконец судьба шла ему навстречу.
— Как ты думаешь, французы направятся сюда?
— Кто может это знать? — пожал плечами Мэттью. — Но если так случится, я не удивлюсь.
В глубине души ему даже хотелось, чтобы представился шанс открытого столкновения после долгих однообразных дней блокады.
Шлюп прибыл около полудня и был сердечно принят экипажем, так как привез свежие овощи, яйца, несколько сортов сыра и кое-какие деликатесы для офицерского стола. Однако послание, которое все с нетерпением ожидали, оказалось личным, для капитана.