Украденные ночи (Полночный вальс)
Шрифт:
— Роберт, позвони Чарльзу, чтобы он проводил нашего гостя, — сказала Мами тихо.
— Не беспокойтесь, мадам Деклуе. Я найду дорогу сам.
Они сидели в полном молчании, пока слышался звук его удалявшихся шагов и шум отъезжающей повозки.
— А я верю в него, — первой нарушила молчание Хлоя. — Если Жюльена возможно найти, то этот человек найдет его.
— Согласна, — поддержала ее Амалия.
— Да-да, конечно, — согласилась Мами, тяжело вздохнув.
Перед ленчем Роберт уехал в «Ивы». Снова началось мучительное
Спустя два дня Амалия, спустившись к завтраку со следовавшим за ней по пятам Айзой, увидела за столом Патрика Дая. От неожиданности она остановилась в дверях так резко, что Айза наступил на подол ее розового в клеточку хлопчатобумажного платья. Амалия обернулась, механически улыбаясь малышу и не слыша его тихого извинения.
Надсмотрщик Дай поднял глаза от тарелки, над которой склонился. На минуту он перестал жевать, хотя почти донес до рта кусок золотистого омлета. Улыбка выпятила его чувственную нижнюю губу и зажгла в глазах похотливые огоньки.
— Вы удивлены, мамзель Амалия? — сказал он, продолжая улыбаться. — Мне разрешила хозяйка, уверяю вас. Я сказал, что не прочь перекусить, и милая дама предложила угощаться без стеснения.
Наглость его тона была вызывающей, и Амалия уже повернулась, чтобы уйти.
— Не покидайте меня, мамзель, — сказал Патрик Дай насмешливо, решив, вероятно, что ее желание уйти вызвано страхом, а не отвращением. — Я обожаю есть в компании.
— Где Мами? — спросила Амалия, задерживаясь на минуту и спокойно глядя на надсмотрщика. Ей не хотелось выказывать страх перед этим ничтожеством.
— Она решила, что у нее пропал аппетит. Я думаю, милая дама находится теперь в постели. А вот я давно на ногах. Это у меня второй завтрак.
— Мне казалось, что у вас есть женщина, которая готовит вам, — заметила Амалия язвительно, направляясь к своему месту. Айза семенил рядом и выдвинул для нее кресло, в которое она уселась.
— Вы не ошиблись, мадемуазель, но ее истинные таланты проявляются не на кухне, — парировал Дай, ухмыляясь и ощупывая взглядом ее по-модному тесный лиф платья.
Амалия не удостоила ответом очередное хамство надсмотрщика. Желание встать и уйти было столь велико, что ей пришлось заставить себя принять кофе и пару теплых булочек, которые принес Айза. Амалия с трудом поблагодарила его, потому что в горле застрял неизвестно откуда взявшийся комок.
— Ну да ничего, мне нравится чувствовать себя этаким набобом на плантации сахарного тростника, — продолжал он напыщенно. — Мне нравится выпивать первый кофе с первыми лучами солнца, а завтракать позже, когда объеду поля.
— Мне кажется, эти слова вы у кого-то позаимствовали, не правда ли? — Амалия с трудом сдерживала раздражение от его самодовольно-развязного тона, хозяйского взгляда, которым он оглядывал все вокруг, включая и ее саму.
— А если и так? — Слабая краска проступила
— Надеюсь, что смогу это пережить, — отрезала Амалия.
— Не сомневаюсь. Опыт большой. Вы с хозяйкой неделями сидите в обществе садовника — и ничего, все живы и здоровы.
— Вы, наверное, думаете, что Мами ушла из-за стола по причине недомогания? — Амалия не отрываясь смотрела на булочку, которую намазывала маслом. Неожиданно на нее нахлынули воспоминания о другом утре и другой булочке, с которой капали мед и масло. Ее будто жаром обдало, сердце бешено заколотилось, но Амалия взяла себя в руки.
— Не хотите ли вы сказать, что она ушла по другой причине? — прорычал Патрик Дай.
— Я этого не говорила, но если все так, как вы думаете, стоит ли особенно переживать? — заметила она с иезуитской учтивостью. — Не так уж часто люди вашего положения обедают по-семейному.
— Да-да, совсем ведь не важно, сколько случайных людей садится за ваш стол? Я знаю это очень хорошо, — сказал он с горечью, но есть не перестал.
— Если вас тяготит положение надсмотрщика, почему вы не бросите эту работу? — спросила Амалия.
— А чем мне заниматься? — ответил Дай вопросом на вопрос. — И потом нельзя сказать, что мне не нравится эта работа.
— Вам виднее, хотя мне казалось, что вас это место угнетает. — Амалии самой был неприятен тон превосходства, который прозвучал в ее голосе, хотя это являлось своеобразной защитой от наглого хамства Патрика Дая.
Амалия услышала за спиной тихий вздох и шорох затаившегося за креслом Айзы. Мальчик боялся надсмотрщика и старался не попадаться ему на глаза. Амалии надо бы отправить малыша с каким-нибудь поручением, но ей была нужна поддержка. Амалия ждала, что вот-вот появятся Хлоя с Джорджем, но они почему-то задерживались, если только не позавтракали раньше. Она взглянула на стопку чистых тарелок на комоде и поняла, что их приборы стояли нетронутыми, а Патрик воспользовался тарелкой Мами. Запасной прибор, который всегда оставляли для Роберта, также стоял нетронутым. Амалия отвлеклась и не слышала, о чем говорил Патрик. До ее ушей донеслась лишь последняя фраза:
— … Нельзя принимать взаправду все, что видишь вокруг, не так ли, мадемуазель? Уж кому-кому, а вам это хорошо известно.
Амалия вскинула на него вопросительный взгляд.
— Боюсь, я не знаю, о чем вы говорите.
— Ой ли? К чему и дальше притворяться, драгоценная мамзель? — усмехнулся Патрик Дай. — Вы ведь рады-радешеньки, что ваш муж исчез, не правда ли?
— Простите, не поняла вас! — возмутилась Амалия.
— В вашем лице сцена потеряла замечательную актрису, — рассмеялся надсмотрщик. — Покинутая жена — честная, верная, но сбитая с толку… Надо отдать должное: вы играли эту роль до конца. Браво!