Украденные ночи
Шрифт:
— В нем был джин? — спросила я.
— Это моя тайна, — улыбнулась Анула, продемонстрировав идеальные зубы.
— Я слышала, — заговорила я, кивая в сторону статуэтки в нише, — что эта дама плохо кончила. Кажется, ее сожгли заживо?
— Она начала совершать глупости, — пожала плечами Анула. — Если бы она не пренебрегла здравым смыслом, она прожила бы намного дольше.
— Она так и продолжала бы избирать все новых любовников, а потом избавляться от них при помощи отравленных снадобий, — ухмыльнулся Клинтон.
— Она
Я почувствовала, что должна покинуть этот душный дом, оставив позади все недомолвки и унизительные намеки, а также всепроникающий тошнотворный аромат.
— Что это за запах? — спросила я.
— Он вам нравится? — поинтересовалась Анула. — В основном это сандаловое дерево. В течение многих веков его аромат был для индусов священным. Хотите, я с вами поделюсь?
«Нет, он отвратителен», — чуть было не вырвалось у меня.
Однако я решила, что это выдало бы мои истинные чувства, поэтому я просто невнятно ее поблагодарила.
Она открыла ящик и, достав из него флакон, вложила его в мою ладонь.
— Это масло приготовлено из белой древесины дерева, именуемого Santalum Album, паразитирующего на корнях других деревьев. Для приготовления тридцати унций масла нужен центнер стружки этого дерева. Это чуть ли не единственное дерево, которое не трогают белые муравьи. О нем слагают легенды. Побрызгав себя маслом сандалового дерева, избавляешься от грехов, совершенных на протяжении целого года.
— Теперь понятно, почему оно пользуется такой популярностью, — засмеялся Клинтон. — Ведь так приятно творить все что захочешь, а потом… Где тут у меня сандаловое дерево? Несколько капель, и… Теперь я свят, потому что чудесное масло смыло все мои грехи!
— Да, очень удобно, — пробормотала я, — если, конечно, в это верить.
— Вот видишь, Анула, — воскликнул Клинтон, — моя жена неисправимый скептик!
Покинув нестерпимо душную атмосферу дома Анулы, я вздохнула полной грудью. Клинтон исподволь наблюдал за мной, но я решила скрыть от него клокотавшую в моей груди ярость и твердую решимость отомстить.
Когда меня вдруг осенило, я с трудом дождалась возможности воплотить свою идею в жизнь. Я приехала на плантацию Ашингтонов, где меня радостно встретила Клития. Она чувствовала себя значительно лучше.
— Я уже не просыпаюсь по ночам, — сообщила мне она. — Да и кошмары, похоже, прекратились.
— Теперь, когда все осталось позади, ты, должно быть, спрашиваешь себя, как эти события изменят твою жизнь. Ведь ты утратила свое наследство.
— Я знаю. Сета это очень беспокоит.
— Я не позволю Клинтону… выжить вас с плантации. На этот счет можете быть спокойны.
Она немного помолчала, прежде чем произнести:
— Этого Сет и боится.
— Я придумала, что я хочу сделать. Я хочу, чтобы вы жили спокойно. Пока я владелица этой плантации, вам ничто не угрожает, и я собираюсь составить завещание, согласно которому в случае моей смерти плантация отойдет к вам.
— Но ты же не собираешься умирать!
— Пока нет, но свою судьбу ведь никто не знает, верно? Представь себе, если бы я сейчас умерла…
— Я не хочу себе это представлять. Это слишком ужасно.
— Давай будем рассуждать здраво. Я поеду в Канди и пообщаюсь с нотариусом. Не с нотариусом Клинтона, конечно. Я хочу позаботиться о том, чтобы с юридической точки зрения все было оформлено правильно и надежно. Пока я жива, вам ничто не угрожает, а случись мне умереть… вам по-прежнему ничто не будет угрожать.
— О Сэйра, я так тебя люблю!
— Ну еще бы. Я ведь твоя сестра.
— Но что скажет Клинтон?
— Это его не касается.
Я не смогла подавить злорадную улыбку. Если быть до конца честной, я делала это не только ради безопасности сестры, но и для того, чтобы доказать Клинтону, что он не имеет права обращаться со мной, как с рабыней. Клития предприняла слабую попытку разубедить меня или хотя бы не спешить с таким серьезным решением. Я и слушать ее не стала. Уже на следующий день я отправилась в Канди, встретилась с нотариусом и в присутствии двух его помощников составила и подписала завещание. Оригинал завещания остался у нотариуса на хранении, а с собой я взяла копию этого важного документа.
Когда все было сделано, меня начали одолевать сомнения. Клинтон женился на мне ради плантации. Если бы не она, он мог жениться и на Ануле. А почему бы и нет? Что с того, что смешанные браки вызывали неодобрение обеих сторон? Пара просто ставила всех перед свершившимся фактом, с которым обществу приходилось смириться. Взять, к примеру, первый брак моего собственного отца.
Я представляла себе, как разгневается Клинтон, когда ему все станет известно, и решила пока ничего ему не говорить. Я использую этот аргумент тогда, когда мне понадобится сильное оружие. Сомнений в том, что рано или поздно такой момент наступит, у меня не было.
Я все еще боролась с тревогой, когда пришло это письмо. Иногда в присутствии Клинтона я остро осознавала исходящую от него силу. Он всегда был хозяином положения и умел это внушить всем остальным… и даже мне. Но мне не удавалось до конца понять природу своих чувств к нему. Иногда я ненавидела его и хотела досадить ему всеми возможными способами. Но бывали минуты… Факт оставался фактом: он способен вызвать у меня волнение, сопротивляться которому я была не в силах. Вспоминая о собственной дерзости, я дрожала от страха.