Украденный Христос
Шрифт:
– Ты – золото. Нет, ты – чудо. Поговорим завтра утром, ладно?
В этот миг в переднюю вошла Аделина. И так хороша она была в облегающем платье на узких бретелях – по три на каждом плече,– что дух захватывало. Ее волосы были уложены в высокую прическу, и только редкие локоны падали на шею, а в ушах искрились продолговатые бриллиантовые серьги в дополнение к перстню с ониксом и алмазом. Когда Феликс подал ей руку, она улыбнулась.
Франческа изучала пару, всем своим видом выражая крайнее одобрение.
– Вы хотя бы представляете, как здорово смотритесь вместе?
– Не представляем. Может, расскажешь? – спросил Феликс.
–
– Раз так, прощай, дурнушка! – поддразнил Феликс сестру. Она-то знала, что на самом деле он считает ее очень красивой.– Нам пора – поклонники ждут.
Внизу их встретил Сэм, стоявший в дверях перед лимузином. Феликс усадил Аделину, попросил извинить его на секунду и пошел обратно, к швейцару.
– У тебя было дело ко мне, Сэм?
Тот посмотрел на Аделину.
– Ничего такого срочного, чтобы заставлять даму ждать. Завтра вы будете у себя?
– Да, буду.
– Тогда я зайду. Приятного вечера, доктор.
Феликс кивнул и вернулся к машине, поеживаясь на стылом январском ветру. Он уже надеялся на оттепель и не надел ни пальто, ни шляпы – только шарф. Аделина закуталась в шахтуш, или шаль-«паутину»,– драгоценную накидку, которую он купил для нее в Непале по совершенно астрономической цене. Тогда он еще не знал, что шерсть для их изготовления берется из бороды редкой тибетской антилопы, отчего этот вид находится на грани истребления. Прочитав, что Заба Дуодзэ, главный противник отстрела антилоп и борец с браконьерством на непальской границе, был убит, Феликс долго не мог оправиться и, чтобы как-то загладить вину, сделал пожертвование семье Забы и местному фонду охраны природы. Аделина ничего этого не знала, поскольку не спрашивала, чем избавила его от тягостных откровений.
– В «Одну, если сушей, а морем – две» [4] ,– попросил Феликс водителя.
– Хорошо, сэр,– отозвался тот и, выехав на авеню, направился к югу, в Виллидж.
Аделина наклонилась и поцеловала Феликса в щеку.
– Спасибо тебе.
– За что?
– За все. За приглашение, за тебя, за эту шаль.– Она угнездилась рядом с ним и взяла его под руку.
Уверенность, посетившая вчера Феликса, улетучилась, в одночасье сменившись унынием. Он, должно быть, совсем спятил – предлагать ей такое. Ведь они любят друг друга! Нет, нужно искать кого-то еще.
4
Название ресторана заимствовано из баллады Г. Лонгфелло «Скачка Поля Ревира» о герое американской Войны за независимость (1775-1783 гг.).
– Знаешь, я молилась перед выходом,– сказала она вполголоса.
– Правда?
– Да. Я вдруг почувствовала, как важно довериться воле Божьей. Еще раз подтвердить, что я, то есть мы хотим для себя только той жизни, которой хочет Господь.
Глубина этих слов поразила и ободрила Феликса. Он сжал ее руку и устремил взгляд в красочную нью-йоркскую ночь.
Повсюду вокруг сияли огни автомобилей, справа тянулась череда парковых фонарей, еще выше полыхали на столбах фонари уличные. Дальше по Пятой авеню, там, где она делала спуск в южном направлении, вырастали над головой сияющие, словно елочные гирлянды, этажи небоскребов.
Глаз Феликса исподволь выхватил из темноты неоновый знак высоко над домом номер 666
Сегодня они явно предвещали недоброе. Словно в подтверждение этого водитель чертыхнулся.
– Что случилось? – спросил его Феликс.
– Кто-то сзади вот уже три квартала тычется нам в капот. Номеров не видно. Не иначе, из Нью-Джерси.
Феликс обернулся, живо представив себе дьявола за рулем, но не увидел ничего подозрительного. Он снова взял Аделину за руку и вспомнил все удивительные совпадения последнего времени: его интерес к клонированию, своевременный звонок Франчески, без которого он едва ли решился бы использовать минуты доступа к плащанице, случай с таможенником и, что совсем уж невероятно, находку целого сгустка нейтрофилов. Может, и не так зрелищно, как посох Моисея, обращенный Господом в змею, но столь же чудесно.
Когда они сворачивали на тихую улочку где-то в Вест-Виллидж, Феликс осознал, что здесь, быть может, определится вся его судьба. Ресторан был выбран не случайно – он одинаково нравился им с Аделиной. Первоначально в здании размещались конюшня и почтовая станция дома Аарона Бэрра. Тридцать лет назад некий оригинал по имени Арман Брейгер выкупил дом и открыл ресторан. С тех пор «Одну, если сушей, а морем – две» не переставал вновь и вновь привлекать их, в то время как его новомодные собратья переживали расцвет и упадок. Глядя на окна без затей и побеленные стены с рельефными буквами вывески, можно легко обмануться и пройти мимо, внутри же гостей ждали изящество, стиль и комфорт.
Феликс распахнул перед Аделиной черную лакированную дверь, и они очутились в уютном холле, совмещенном с баром. По правую сторону в кирпичной стене были встроены два камина с латунными решетками и деревянными полками. Пианист у окна что-то наигрывал на кабинетном рояле.
Они миновали полосатые диваны у камина и подошли к стойке метрдотеля, который немедленно вышел приветствовать гостей.
– Доктор Росси, мадам, с возвращением! Я оставил ваши обычные места. Столики по соседству сегодня тоже не заняты.– Он заговорщицки подмигнул Феликсу, зная, что тот любит уединение.
Вслед за метрдотелем Аделина и Феликс прошли через главный зал ресторана. Перекрытие между вторым и первым этажами было частично разобрано, чтобы сделать зал зрительно выше и просторнее. Отверстие огородили перилами, так что сидящие за столиками наверху могли смотреть вниз, а те, что сидели внизу,– наверх. Феликс всегда избегал столиков, расположенных посреди первого этажа зала,– там размещались любители показать себя, к которым он не принадлежал.
Молодые люди миновали небольшую экспозицию предметов народного творчества, выставленных на дубовых панелях, витраж в красном и синем тонах, несколько высоких цветочных композиций. Метрдотель усадил Аделину у застекленных дверей с выходом в сад, декорированных белыми занавесями-гофре, и зажег на столе свечу в оловянном подсвечнике. На льняной скатерти, как когда-то просветила Феликса Аделина, все было настоящее: и серебро, и фарфор, и чудные розы в вазе-ведерке. Столик позади пустовал, как и спереди, и по другую сторону от прохода. Феликс, усаживаясь, поощрил распорядителя лишней сотенной.