Украденный Христос
Шрифт:
Феликс вспомнил о своем плане дать Мэгги расчет, если всерьез попытается клонировать Христа. Стоит ей что-нибудь заподозрить – наверняка выведает.
– Пулей, иначе не скажешь,– ответил он, уже сожалея о своем решении.
Он, конечно, устроит, чтобы Мэгги не пострадала финансово; ей нельзя находиться здесь, когда он будет работать. Франческа, если ее попросить, не нарушит его уединения, но с Мэгги этот номер не пройдет. Может, она и не раскроет тайну, однако рисковать Феликс права не имел.
– В лаборатории все просто сверкает,
Ответила Франческа:
– Я снова попросила ее присматривать за всем домом, Фликс. Мы уже договорились.
– Неужели? – отозвался Феликс.
Вот чем плоха жизнь в компании женщин: они то и дело наводят свои порядки. Однако должен же быть выход из этого тупика!
– Раз так, Мэгги, предоставь лабораторию мне. Мы ведь не собираемся заморить тебя работой. В конце концов, тебе еще надо учиться.
Мэгги как будто удивилась, но кивнула.
«Ничего, завтра сменю замок,– думал Феликс,– а на неделе присмотрюсь к ней, станет она проявлять любопытство или нет». Ему нравилась Мэгги, да и сестре, судя по всему, тоже. Если только представится возможность не увольнять ее, он оставит все как есть.
– Фликс, – сказала Франческа, – что-то мне это напоминает, а тебе?
Он огляделся и кивнул. Вся семья в сборе на кухне. Так часто бывало при жизни родителей – отец читал или работал с историями болезней пациентов, Франческа подстригала цветы прямо на кухонном столе или играла на пианино в соседней комнате, а мать тем временем стряпала что-нибудь невероятно вкусное.
Кроме них, здесь почти никто не бывал. Никто не звонил, за исключением отцовских пациентов. Стремясь сохранить семейное прошлое в тайне, родители жили замкнуто, всегда особняком. Феликс и Франческа переняли их тягу к уединению. Как Аделине и Мэгги удалось попасть в тесный круг, оставалось загадкой.
Феликс опустил вилку.
– Да, похоже на старые времена. Ну, девушки, кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит?
Франческа приподняла книгу со своего столика, и Феликс вздрогнул, увидев заглавие: «Cucina Ebraica». Только вчера они узнали, что их родители были евреями, а Франческа уже вошла в роль.
– Зашла вчера в книжный, смотрю – стоит,– сказала она.– «Итальяно-иудейская кухня». Наверное, у папы с мамой в молодости была такая же.
Феликс повернулся к Аделине.
– Ты уже знаешь?
Она подошла и с улыбкой чмокнула его в щеку.
– Я случайно увидела письма, и Франческа мне все рассказала. Похоже, я полюбила еврея-христианина.
К этому Феликс оказался не готов. Отца он понял и почти простил, однако новое отношение той, кого он прочил себе в жены, его смутило. Он вскочил из-за стола.
– Сейчас я не хочу это обсуждать. Поговорим через пару дней. Обещаю.
Франческа сняла фартук и по-сестрински взглянула на него, словно ей было виднее.
– Пойдем, Фликс, прогуляемся в парке.
Он
– Прости, если был резок,– сказал Феликс в лифте, застегивая пальто на пуговицы.– Кстати, на обратном пути я встретил одного знакомого – он проездом в Нью-Йорке, задержится здесь на денек-другой. Я подумал поселить его у нас в Клиффс-Лэндинге, но мой ключ куда-то запропастился. Не одолжишь свой на время?
Феликс даже удивился тому, как легко ему далась эта ложь. Даже если Мэгги не будет совать нос в лабораторию, дома полного уединения не добиться, а оно ему скоро понадобится. Лэндинг был бы отличным выходом из положения, однако сестру все равно придется держать в неведении до подтверждения беременности. Франческа не остановится ни перед чем, вплоть до поджога лаборатории, но узнай она, что опоздала, ее можно будет не бояться. А после родов он поведает о клоне и всему миру.
– Одолжу. А что за знакомый? – спросила Франческа, шаря по сумочке в поиске ключей.
– Один ученый из группы исследователей плащаницы, ты его не знаешь.
Она сняла ключ с кольца и протянула брату.
– Вот. Дай знать, когда можно будет поехать туда снова.
– Спасибо, обязательно.
Когда они вышли в фойе, Франческа обронила:
– Да, с тобой о чем-то хотел поговорить Сэм.
Однако беседа не удалась – швейцар уже сменился. Вместо того чтобы повести брата в Центральный парк,
Франческа взяла его под руку и направилась вниз по Пятой авеню.
– Куда мы идем? – спросил он.
– Увидишь.
Феликс вглядывался в лица встречных женщин, пытаясь определить, кто из них мог бы подойти в матери еще не рожденному Христу. Его акушерская практика длилась недолго; удастся ли ему сделать правильный выбор? По другую сторону улицы, в парке, он увидел двух наездниц за разговором – лошади стояли голова к голове. Старшая женщина слушала младшую, не столько вникая в смысл сказанного, сколько сопереживая. Мать и дочь? Феликс почти чувствовал их любовь.
В этот миг Франческа вдруг остановилась и заглянула ему в глаза.
– Фликс, вещи из тетиной шкатулки принадлежат не только тебе. Мы должны поговорить: как-никак, это касается нас обоих. Я уже вижу, как ты меняешься, и мне, если честно, становится боязно.
Он прищурился.
– Чтобы ты чего-то испугалась? Не верю.
Она молча провела пальцами по ремешку сумочки, а Феликс невольно залюбовался ровной чередой палисадов вдоль широкого тротуара в обрамлении низких кованых оград. Как бы он хотел, чтобы его жизнь была столь же размеренной!