Украденный роман
Шрифт:
Я зашла на сайт с архивами газет, решив попытать счастья там. Может, найдется некролог или объявление о свадьбе? Но и тут поисковик сообщил, что совпадений с запросом не найдено.
В голове у меня крутились слова Эша. Неужели с Роуз случилось то же самое, что с Ребеккой? Он говорил всерьез?
В романе Ребекку убил собственный муж, Максим. Да, конечно, она вынудила его так поступить, и потому вставал вопрос, считать ли это убийством или особой формой самоубийства, поскольку Ребекка умирала от рака и хотела избегнуть такого мучительного конца, заодно подставив мужа. В любом случае во время написания «Бекки» я однозначно считала его убийцей. Но значило ли это, что и Генри Эшервуд тоже убийца? Эш в машине хотел донести до меня именно этот факт? Но почему, говоря
Тогда я снова вернулась мыслями к Дафне дю Морье и вспомнила, что во время написания «Бекки» читала статью с предположениями о том, кто являлся реальным прототипом Ребекки де Винтер. После недолгих поисков статья нашлась, и я принялась освежать память.
Основных теорий было несколько, и ни одна их них, конечно, не имела отношения к Эмилии или Ребекке. Но среди стандартных обвинений в плагиате и подражании «Джен Эйр» одна из теорий привлекла мое внимание: она гласила, что Дафна наткнулась на любовные письма, которые когда-то давно писала ее мужу его бывшая пассия, некто Жан Рикардо.
Свои письма она подписывала размашистой витиеватой «Р», и некоторые исследователи предположили, что Дафна сама стала одержима Жан Рикардо, этими письмами, этой подписью. Роскошная изысканная Р. стала ее наваждением – и родилась Ребекка.
Телефон просигналил о сообщении, и я схватила его, ожидая, что это Эш с какими-то запоздалыми уточнениями по поводу ужина, но это писал Ной. «Может, пропустим по пивку в баре твоего отеля? Я тут недалеко…»
Ной… Когда мы попрощались после той встречи за кофе, я обещала ему пойматься еще раз, чтобы выпить, но так больше и не написала. Неделя промчалась так быстро, а все мои мысли занимал Эш. Я взглянула на часы – он должен был заехать за мной через два часа, а поиски в интернете не приносили плодов. Так что я закрыла ноутбук, на время выкинула из головы Жан Рикардо, Дафну дю Морье и Эмилию Эшервуд и набрала в ответ:
«Конечно. Через 15 минут в вестибюле».
Поджидая Ноя, я крутила в руках салфетку и вспоминала тот последний раз, когда мы вместе выпивали. Это случилось как раз накануне вечеринки по поводу публикации «Всех маленьких огоньков».
Ной тогда приехал из Лос-Анджелеса, просто чтобы пообедать, и мы договорились выпить перед вечеринкой и отпраздновать тот факт, что я наконец стала всамделишной, опубликованной писательницей. Мы планировали встретиться тет-а-тет, но когда я уже выходила из дверей квартиры, Джек заявил, что пойдет со мной. И устроил целое представление, лапая меня, отвечая вместо меня на вопросы Ноя и прочими способами демонстрируя, что я принадлежу ему. Ной, естественно, ужасно разозлился и имел на это право. Поведение Джека раздражало и меня, но я не хотела раздувать скандал и портить вечер. Портить выход в свет моей книги! Ной остаток встречи тогда хмурился и бросал на Джека гневные взгляды.
Ной был для меня самым важным человеком в жизни, моим лучшим другом в колледже и литературным критиком, а с Джеком я познакомилась только на последнем курсе на дурацком факультативе по теннису, на который мне пришлось пойти, чтобы сдать нормы по физкультуре. У меня и Джека обнаружилась общая черта – мы оба отвратительно играли в теннис. Но Джек – объективно говоря – был невероятно обаятелен и хорош собой.
Мама погибла в январе моего последнего года в колледже, и Ной помогал мне не завалить семинары по писательскому мастерству, в то время как Джек, наоборот, всячески отвлекал сексом. Ной считал, что Джек меня использует, Джек считал, что Ной ревнует: взрывоопасная комбинация, в которой позиция Ноя в итоге оказалась ближе к истине. Не то чтобы Джек действительно меня использовал, но мое психологическое состояние в тот момент плохо подходило для начала серьезных отношений, тем более основанных только на страстном сексе с горячим парнем, который тоже не может попасть ракеткой по мячику. Теперь я сама удивлялась, как мы протянули вместе так долго, даже после того, как утратили любые точки соприкосновения, кроме весьма эпизодического секса.
– Привет, Ливви, – прервал размышления голос Ноя, и я почувствовала прикосновение теплой руки к плечу. Встав и обняв его, я внезапно ощутила порыв извиниться и поблагодарить его, да просто побыть в его объятиях подольше, забыв обо всем на свете. Я была ужасно рада, что он написал мне в ночи, что сейчас оказался рядом, и надеялась, что мы снова будем болтать и переписываться даже после того, как я вернусь в Бостон.
Но я так и не заставила себя высказать хоть что-то из этого вслух: слишком много времени прошло с тех пор, как мы были близки – по-настоящему, на самом деле близки, – и казалось почти неправильным надеяться на возобновление подобной близости. Так что я хотела хотя бы просто постоять так подольше, обнимая его, впитывая момент.
Но Ной отпустил меня и уселся напротив.
– Спасибо, что приехал в такую даль, – сказала я. – Жаль, было мало времени повидаться.
– Мне тоже. – Он улыбнулся и пролистнул барную карту. – Ты уже что-то заказала?
Я покачала головой.
– Нет, ждала тебя.
– А ты все еще пьешь «Корону» с лимоном?
– Не пила с колледжа, – призналась я со смехом. Мы с Ноем провели много вечеров и ночей, сидя на потрепанном диване в моей квартире-студии в колледже, сочиняя рассказы на заданные темы и цитируя всякие мудрые изречения типа «сочиняй пьяным, редактируй трезвым». Хотя следует признаться, редактировали мы, зачастую тоже попивая пиво.
С тех пор я пила только вино и изредка коктейли.
– Что ж, тогда за старые добрые времена, – провозгласил Ной, рассеянно улыбнувшись, словно тоже вынырнул из воспоминаний. – Две «Короны»?
Когда через несколько минут принесли наше вызывающее острую ностальгию пиво, я выдавила лимон в бутылку, Ной в свою, и мы чокнулись.
– Так как продвигается твой проект? – отхлебнув пива, спросил Ной.
– Хорошо, – быстро ответила я, вспомнив об энтузиазме Чарли. Но даже такое короткое слово – «хорошо», – произнесенное вслух в разговоре с Ноем, сразу раздулось в моей голове до размеров чудовищной лжи. – В смысле… я не знаю, – запинаясь, призналась я. – Честно, все слегка странно. Чарли считает, что я разберусь, но… – Я снова замолчала, пожала плечами и отпила пива. Господи, этот вкус… я сразу вспомнила, ощутила как вживую, как мы с Ноем сидели в моей студии: мне тепло, я счастлива, строчу что-то на стареньком ноутбуке и полна такой любви к писательскому труду и лучшему другу, что кажется – забери что-то одно, и я умру на месте.
И вот я здесь, лишенная и того и другого. И все еще дышу.
– Я умею слушать, – сказал Ной. Его лицо смягчилось и стало моложе, и я увидела его таким, каким помнила по колледжу. Я кивнула, сделала еще глоток, но ничего не ответила. Пожевала в задумчивости нижнюю губу. – Знаю, знаю, – добавил он, – ты подписала неразглашение. Но ведь знаешь, дальше меня не пойдет, ты можешь рассказать мне все что угодно.
Мгновение я колебалась. Когда-то в прошлом Ной был моим самым близким человеком, и я, не задумываясь, доверилась бы ему. Но бутылка пива в баре не заполнит пять лет практически полного молчания после его громкого ухода с вечеринки в честь моей книги. Я не могла рисковать проектом, который обещал принести мне пятьдесят тысяч долларов и шанс возобновить писательскую карьеру. Слишком долго я ждала подобную возможность.
Поэтому я просто улыбнулась.
– Да нет, все в порядке, правда. Я вернусь в Бостон и соображу, что написать. Чарли уверена, что сможет продать эту книгу. Затея выгорит, вот увидишь.
Ной наклонился ко мне, взял мои руки в свои.
– Ливви, только прошу, будь осторожна, хорошо? В Малибу полно богатых маньяков.
Я хихикнула, ободряюще погладила его костяшки большими пальцами и ощутила, что руки Ноя изменились – стали руками мужчины, более грубыми и сильными. Эш, несомненно, был эксцентричен, и мне еще предстояло выяснить, чего же он от меня хочет, но он не был маньяком. По крайней мере на мой взгляд.