Украина в огне

Бобров Глеб Леонидович

— А смысл? Отпустите меня, что ли? — насмешливо спросил Деркулов.

— Да ну, понятно! Куда ж тебя, сердешного, отпускать. Только ты не лыбься — я еще не закончил. Кроме Трибунала тебя жаждут заполучить еще пяток государств. Причем хотят, как тебе известно, весьма конкретно. Реально хотят… Повесить, наверное… Причем не факт, что за шею! И как оно пойдет на этапе — никому не известно. И ЦУР, и Польша, и чехи с прибалтами имеют все юридические основания судить тебя, не особо оглядываясь на гуманитарное право. И меж собой они договорятся быстрее, чем мы с тобой, — тут можешь не сомневаться.

— Ну, и чего вы хотите? Не подписывать?

— Да

вот — думаю… — он уперся тяжелым взглядом в собеседника. — Это, прямо говоря, от тебя зависит. Насколько ты действительно готов… выступить в этот поход… — Он опять нарос над столом. — Говорю тебе, Деркулов, то, чего говорить не должен. Считай за подарок. Нам ты, по большому счету, даром не нужен. От тебя — только проблемы. Тем паче после твоей озвученной в СМИ добровольной сдачи. Ты пачкаешь все, что находится рядом с тобой. Ты — чума! Понимаешь?

— Да как-то, Пал Андреич, и не отрицаю… — взгляд мужика ощутимо стал тяжелым.

— Так вот, я еще раз тебя прямо спрашиваю… — полковник приблизился. — Ты — готов?

— Да. Я от своего не отказываюсь. Пойду до конца.

— Угу! И посадишь на сраку Нюрнбергский трибунал…

— Крови попью как минимум.

— Если доедешь! — Полковник встал, развернулся к сейфу и включил чайник. Вероятно, он внутренне принял какое-то решение и сейчас лишь делал в голове последнюю доводку… — Международный уголовный трибунал по военным преступлениям, геноциду и преступлениям против человечности… — с расстановкой, как бы взвешивая, оценивая произносимые слова отдельно и на вес, и на вкус, Нагубнов дернул бровями… — Ты знаешь, Кирилл Аркадьевич, может не получиться — ни подраться, ни кровушки напиться. Ты думал о таком раскладе?

— У сербов получилось. Почему у нас не может?

— Дык, Запад тоже учится. И что такое твое — «получилось»? Нет Гааги — есть Нюрнберг! Какая, в ляд, разница? Только во сто крат хуже звучит. Ты же теперь… — вдруг улыбнулся он, — еще и фашист, считай!

Налив по чаю и окончательно разделавшись с лимоном, он, усевшись на место, сказал:

— Ладно. Подписывай. У нас есть месяц, потом будем посмотреть, что с тобой дальше делать. Тянуть все равно больше нельзя. Мы же тем временем запишем все, сверим, проверим. Похождения твои по-хорошему на год работы потянули бы… — И, набрав телефонный номер, не меняя голоса, с шутливым наездом сказал в трубу: — Анатолий Сергеевич, дорогой! Ты где ходишь-то? Заждались тебя!

С формальностями покончили минут за пятнадцать. Еще час заняло ожидание и общение с прибывшими представителями фельдъегерской службы Миссии Международных Наблюдателей. Деркулов вновь поставил с десяток подписей и заполнил несколько формуляров.

Всю официальную часть, не проронив ни слова, Павел Андреевич, обстоятельно рассевшись, словно на скамье римского форума, внимательно наблюдал за происходящим.

Анатолий Сергеевич Разжогин, напротив, был деятелен, быстр и безупречен в организации служебных процессов. Как выяснилось, он еще неплохо владел английским. Во всяком случае, переводчик ему не понадобился ни разу. Он же по окончании процедур оформления и сдачи документов курьерам сразу, лишь по одному кивку головы шефа, начал установку аппаратуры — штативов видеокамеры и света. При всей расторопности и четкости, в нем проскальзывало что-то искусственное, механическое. Установив и подключив штекеры к компьютеру, он сел на свое место и замер перед своим микрофоном с взведенным курком.

Вообще вся система их взаимоотношений Деркулову была решительно непонятна. На своем бурном пути ему, правда, не доводилось находиться под следствием, и с непосредственной работой правоохранителей он был знаком постольку-поскольку, но, обладая более чем богатым жизненным опытом, уж систему иерархии, и не только военной, знал досконально. Здесь же все как-то сдвинулось наперекосяк.

С одной стороны, Разжогин беспрекословно делал стойку на любой жест Павла Андреевича и тут же с филигранной точностью сию команду — исполнял. Только что чаек не заваривал да за пивком не бегал — лакейской угодливости и намеком не просматривалось. В то же время он ни разу не обратился к старшему ни по званию, ни по фамилии или имени-отчеству, так, как это обычно принято в связке «начальник-подчиненный» в армии, да и где угодно.

Внешне разница ощущалась намного значительней. Нагубнов смотрел на мир несуетно и внимательно, подолгу задерживая заинтересованный взгляд светлых серых глаз. Он вообще весь светился спокойствием и открытостью. И без того почти лишенный растительности, выбритый до отлива дембельской бляхи, загорелый череп и такое же гладкое лицо — с прямыми, мощными и крупными чертами, русые негустые брови, наполовину разреженные сединой, да несколько мелких белесых шрамов как бы свидетельствовали о хозяине: «Нам скрывать нечего». Даже руки, сильные и большие, он почти всегда держал на виду. Единственно, что казалось неестественным, так это босяцкое положение сигареты «в кулачок» да хват стакана с чаем — чуть ли не сверху, всей лапой, пропуская ручку ложки сквозь указательный и средний палец.

Анатолий Сергеевич, ровно вдвое тоньше в кости и младше по возрасту, своим ростом догонял начальника. Темные, почти черные волосы на пробор примерного тимуровца, вечная синь на щеках, аккуратные, математически точно обрубленные со всех сторон и от этого невыразительные усы, стремительность в темном взгляде и движениях хорошо смазанной машины — все эти отличия разделяли их, наверное, сильнее, нежели служебное положение в своем ведомстве.

Деркулов же со своей двухнедельной щетиной на правильном, немного тяжеловатом лице, с короткой, зачесанной назад, не скрывавшей обильной изморози на каштановом фоне стрижкой, с квадратным, заземленным телосложением внешне заметно отличался от обоих.

Но было нечто, успевшее за эти несколько дней протянуться между задержанным и пожилым полковником. Некая связь, обусловленная, возможно, более близким возрастом, а скорее всего — единой для обоих, навечно выжженной в глубине глаз, незримой печатью «человека с прошлым».

— С чего начнем? — неторопливо раскладывая на столе десяток по-чертежному отточенных карандашей да хорошую пачку писчей бумаги, спросил полковник. — Ну, что молчишь, Деркулов, выбирай историю… У тебя их — с избытком, поди.

— Да мне как-то все равно, с какого места начинать. Спрашивайте…

— Вот видишь, Анатолий Сергеевич, на тебя вся надежда — командуй.

Разжогин, словно и не замиравший ни на секунду, тут же включился в работу:

— Тема номер один, проходящая по всем запросам, — «Сутоганская бойня». Поскольку задержанный дал предварительное согласие на освещение любого события, участником или свидетелем которого являлся, то предлагаю начать именно с нее.

Ответом стало общее молчаливое подтверждение.