Украина в огне
Шрифт:
— Браты, если серьезно, я не знаю, почему — так. Вернее, догадываюсь, а точно не знаю. Но — работает. Поэтому. Принял решение валить — вали! Но не воспринимай цель как живое. Все просто. Чуток потренироваться, и начнете делать зарубки на прикладах. Говорят, с ними хорошо в плен принимают — по-доброму.
Смеются. Это хорошо. Значит — запомнят.
Вова решил добить все, что знал, до последнего:
— Это — понял, Кириллыч. Я чего-то думал, что ты про коленку расскажешь…
— Какую еще, бля, «коленку»?
— Ну, типа, бацнул в ногу, его вытаскивать — ты следующего…
— Угу, понял: «К вечеру батальон, прыгая на одной ноге, потянулся на юг».
Хоть и весело всем, а глазенки-то — горят. Ладно…
— В общем — так. Объясняю
Прижухли чуток. Хорошо…
— Про коленку. Сомневаюсь, что в жизни вам попадутся такие пляжные условия. И уж тем паче, что вам позволят сделать более чем два выстрела. Скорее всего, в обратку вы наверняка получите срочную бандероль из тяжелого гранатомета, типа немецкого «Бункера» [30] , а вероятнее, схлопочете в сопатку из самой навороченной в мире контрснайперской винтовки — 125-мм танкового орудия.
30
Гранатомет «Panzerfaust» с ракетой «Bunkerfaust (Bkf 3)».
О колене как цели — просто молчу. Жизнь не кино — ведь это вы на собственной шкуре прочувствовали. Если стрелять, то — в низ живота. Пулевое ранение в мочевой пузырь да сквозь пластину броника дает на редкость феерический болевой шок и очень хреновую транспортабельность — человека четыре, плюс плащ-палатка или носилки. В полевых условиях пулевое в брюшную — почти всегда — вилы, только не сразу. Ну, если, конечно, не задели аорту — слева или печень — справа. Ну, это — так… Запомните, пацаны, — вы не снайперы, в том понимании, какое обычно в это слово вкладывают. Вам ими только надо будет стать — скоро будем в городах рогом упираться. Пока вы обыкновенная пехота, только вооруженная более мощным и точным, чем «калаш», оружием с оптикой. Не более того! Но и это — не главное. У снайперов сама стрельба — дело третье или даже четвертое. Суть снайпера — в умении вычислить время и место, скрытно выйти на расстояние точного выстрела и потом благополучно вернуться живым, по заранее проторенной тропе. Разведка, целеопределение, выбор и осознанное создание своей позиции, маскировка и постоянный анализ — вот что такое снайпер! Плюс — нервы из проволоки, соображалка, как Антошин компьютер, и терпение, как у морской водоросли, а уж потом — стрельба, винтовки, прицелы и орден — во всю грудь.
Братишки — глазами жрут. Жихарев тоже — под впечатлением. Закрепим…
— Ладно, занимайтесь. Юра, вам еще час на стрельбу… Они у тебя с одного глаза стреляют?
— Да…
— Ну ты даешь! Отставить на хрен — сразу с обоих. Пусть с пупушка глаз ставят… Народ! Не тормозим — это вообще просто. Смотрите. Вы оба — правши. Вот приклад, плечо, локоть, щека… Вот прицел, вот правый глаз. Оба глаза — открыты. Сектор воспринимаешь как бы левым, а непосредственно прицеливание осуществляешь — правым. Как внутри головы — переключатель. Понятно? Попробуйте! За полчаса практики врубитесь, ничего сложного. Зато в деле никогда не будете слепы.
Третий загруз подряд моих в общем-то простых мужиков поставил по стойке смирно. Так, глядишь, бойцы и честь начнут отдавать. Теперь наш зам…
— Брат, ты ведь должен знать: туннельное зрение — ломать любыми средствами и без всякой жалости. Стрельба с одного глаза через оптику — самый короткий путь к «туннельке». Яволь?
— Есть, командир. Не вопрос — сделаем.
Отошли чуток, как бы провожая меня. Глянул, пацаны своим увлечены. Не выдержал:
— Ну, и че, душара, — проверил?
Старлей улыбнулся, скорчившись от боли в разбитых губах.
— Святое дело, Аркадьич, нам же вместе — ходить…
— Юр, в понятиях — не путайся, хорошо?! Это мне с тобой — «ходить», а тебе — «с нами», уловил разницу?
— Легко! — он опять перекошенно улыбнулся… — Ты больше народ так не грузи, с наезда. Сейчас репу почешут и пойдут назад за автоматами.
— Ничего, десантура — она к побоям привычная… — Помолчал и решил еще разок шпильку сунуть: — Ну, и не пехота, конечно…
Жихарь с интересом посмотрел на меня:
— Не любишь ВДВ?
— Хех! Кто ж вас любит-то, Юра?! Вернее, раньше — не любил, по горячему еще. Сейчас мне похер, кто — откуда. Да и пацаны, сам понимаешь. Проехали, короче…
Он чуток помолчал, по своему обыкновению, и спросил:
— Кирилл Аркадьич, скажи честно, откуда ты все, что рассказывал, знаешь?
— Да нас неплохо готовили.
— Понятно… В общевойсковых, да еще и рядовому составу, такого — не дают. Даже не вопрос. Тут ты, командир, недоговариваешь.
— Да нечего договаривать, вот и все. Значит, попались офицеры неравнодушные, дали больше, чем требовалось… Не грузись, лады?! Закончишь с пацанами — сразу ко мне. С Иванычем договорились — дал «добро». Сегодня готовимся. Завтра — играем.
В разговорах с Жихарем и Денатуратычем прояснились некоторые моменты. И раньше мы о них догадывались, а Буслаев — тот прямым текстом, не стесняясь в выражениях, разъяснял «откуда в жопе — алмазы», указывая на техническую разведку противника. Да и беспилотники [31] крутились в небе с утра до ночи и с ночи до утра. Посты прикрытия, сельская самооборона и местные постоянно засекали группы и отдельных наблюдателей.
Юра мне на досуге вкратце поведал о переносных средствах разведки. Из всего перечисленного им изобилия я по собственному опыту помню лишь ночные бинокли да валявшуюся у нас в оружейке какую-то переносную «РЛСку» [32] . Правда, таскать ее с собой в горы желающих как-то не находилось, а посему «с чем ее едят» тогда осталось для меня тайной.
31
БПЛА — беспилотные летательные аппараты, одно из самых эффективных средств тактической разведки описываемого периода истории. На солдатском сленге — «биплы».
32
РЛС — радиолокационная станция.
Как выяснилось, этого добра в мире — без счету. Особенно у наших заграничных друзей, которые, не жалея, снабжали своими техническими примочками армию ЦУРа. Больше всего меня «порадовал» раздел о радиоразведке и возможностях оперативного глушения и, совсем уж конкретно, о носимых тепловизорах. Блядь! Двадцать первый век у них, видите ли, на дворе, а мне — что делать?!
Под эти условия всей толпой разработали достаточно элегантную операцию. Когда план более-менее вырисовался и перестал походить на детский лепет, я пошел к комполка.
Буслаев, на удивление, с порога не послал, а, выслушав версию, — поддержал. Правда, достаточно своеобразно:
— Деркулов, если ты решил меня заебать, то ты нашел не ту сраку. На мою и без тебя мозгоебов хватает… — Комполка помолчал чуток и продолжил: — Это хваленое «Часов-Ярское перемирие» — филькина грамота. Подтереться и забыть. Мы — ни пункта не выполнили. Они — тоже. Со дня на день ЦУРюки вмажут по нам всеми своими силами. Бедные мы будем — поверь, и здесь, и в Северодонецке, и в Луганске. Дай нам боже успеть группы прикрытия вывести. С другой стороны, эти красавцы шастают у нас, как у себя дома. Скудельников мне последнюю волосню на мудях повыдрал. Результаты ему — подавай! И будет лютовать, сука, дальше — ты ж его лично знаешь. Когда отгребем, еще повесит на меня срыв разведдействий противника… — Видно было, что давно мужику неймется о наболевшем высказаться. Подполковник наконец встал, подошел ко мне. Внимательно, немного снизу вверх, посмотрел и, как бы мысленно померившись ростом, шириной груди и выпуклостью живота, вдруг ободряюще хлопнул всей лапой в плечо: — Хорошо, давай! — и, словно напутствие, закончил: — Обосрешься — лучше не возвращайся.