Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

Марчуков Андрей Владиславович

Прежде всего, остановимся на названии. Для обозначе­ния своей малой родины Гоголь в соответствии с общепри­нятыми в те времена нормами использует термины «Мало­россия» и «Украйна», причём первый из них количественно преобладает. Там, где речь идёт о современности (скажем, в «Старосветских помещиках», «Сорочинской ярмарке») или говорится об этой земле как о географической области или национальном организме, Гоголь пишет «Малорос­сия» (особенно это характерно для его писем, в том числе к родным). Там же, где речь идёт о временах казачьих (глав­ным образом, в «Тарасе Бульбе» и особенно в «Страшной мести»), начинает встречаться «Украйна», что укладывается в рамки традиции, идущей от казачьих летописей конца XVII — XVIII века и особенно «Истории Русов».

Вообще, место действия украинских повестей Гоголя — это именно Малороссия в узком смысле этого слова, то есть, территория бывшей Гетманщины. Это, кстати, характерно и для большей части украинских сюжетов других авто­ров того времени, в том числе

малороссиян. Великороссов так же в наибольшей степени привлекает именно эта земля, и в немалой степени потому, что она прочнее других счи­тается своей в историко-политическом отношении. К при­меру, говоря о польско-русском противостоянии, Пушкин не исключает, что этот геополитический и культурный «спор» может зайти не только о судьбе Волыни и Литвы, но и о «наследии Богдана», то есть о Левобережье. Но если пространство от Западного Буга до Днепра в стратегическо- историософском плане видится из русских столиц откры­тым и беззащитным, то положение Малороссии представ­ляется более прочным: её прикрывает собой «Русь» в лице Киева («Наш Киев дряхлый, златоглавый, Сей пращур рус­ских городов») [224] . Она — внутри Русского мира.

224

Пушкин А. С. Собр. соч. в 10 т. Т. 2. С. 207.

Именно Малороссия лучше всего изучена современ­никами, и в том числе Гоголем. Именно её пространство освоено писателем (реально и ментально) и предложено читателю наиболее полно и детально (здесь рассматрива­ется только художественное творчество Гоголя, без его историко-публицистических работ). Как известно, пока­зателем ментальной освоенности какой-либо территории является преобладание точечных объектов (городов, сёл) над линейными (горами, реками и т. п.) и площадными (та­кими пространствами-местностями, как, например, «Си­бирь», «Кавказ», «Польша» и т. д.). Так вот, на страницах своих книг Гоголь упоминает почти все значимые города бывшей Гетманщины: Киев, Полтаву, Миргород, Нежин, Конотоп, Батурин, Гадяч, Глухов, Хорол, Ромны, Кремен­чуг, причём многие неоднократно. А также Сорочинцы, Диканьку, где располагалось имение В. П. Кочубея, одного из высших российских сановников и правнука того самого казнённого Мазепой Кочубея, и массу безвестных «хуто­ров». В них живут, их посещают, их проезжают персонажи «Вечеров» и «Миргорода».

Удивительно, но соседняя Слободская Украина, уже в начале ХIХ века составлявшая почти что один мир с быв­шей Гетманщиной, и до которой от имения Гоголей — Васильевки — было рукой подать, выпадает из поля зрения писателя. Почему? По-видимому, потому, что, в отличие от таинственной, окутанной казачьей спецификой гет­манской Малороссии, Слобожанщина в политическом от­ношении изначально была «Россией». И пусть там жили те же хохлы (по крайней мере, значительная часть населе­ния), пелись такие же песни, стояли такие же хаты, но раз­ная политическая судьба регионов определяла и разное их восприятие. Весьма любопытную иллюстрацию этого восприятия можно встретить у Гребёнки, в его описании богомолки-паломницы — то есть уже по определению че­ловека нездешнего, стороннего. «Вы, верно, не раз видели летом таких старушек, — обращается он к читателю, — они идут со всех сторон России поклониться святому граду Киеву». Откуда же, из какой «стороны России» шла эта ста­рушка «в синей юбке, в лаптях,с посохом в руке, с кузовом и тыквою за плечами» (выделено мной. — А. М.)?Оказыва­ется, аж «из самого Харькова» [225] !

225

Гребiнка Є. П. Твори. Т. 1. С. 338. В рассказе облик паломницы приняла злая колдунья, чтобы обмануть главную героиню. Однако в данном случае это обстоятельство несущественно, поскольку на сам образ странницы-богомолки никак не влияет.

Новороссия и Запорожье, представленные у Гоголя лишь самой Сечью и островом Хортица, — это царство неосвоенного пространства (степи), пограничная земля, простирающаяся далеко на юг, до Днепровского лимана, Крыма и Сиваша. Отчасти такой взгляд обуславливается сюжетом и временем действия гоголевских произведений: во времена казачества земли эти действительно были Ди­ким Полем.

Есть, правда, ещё одно небезызвестное упоминание Го­голя о Новороссии, причём применительно к другой эпохе, когда она уже активно осваивалась. Это Херсонская губер­ния, куда главный герой «Мёртвых душ», Павел Ивано­вич Чичиков, якобы собирался выводить приобретённых им «крестьян». Но объект этот, во-первых, площадный, а во-вторых, учитывая весьма специфическую деятельность Чичикова, носит оттенок некоей полулегендарной страны. И даже «аида» — ведь до того, как эти земли были освоены и превратились в житницу России (с середины XIX века), условия жизни там были очень трудными. Переселенцы страдали от засух и саранчи, недостатка воды, тяжёлых санитарных условий, нередкими были эпидемии. Вполне «подходящее» место для поселения «мёртвых душ»!

Обследовавший этот регион российский чиновник Б. Б. Кампенгаузен в своём «Историческом обозрении Но­вороссийского края» (1816 г.) особо отмечал: «Жестокие лихорадки обыкновенно смертоносны между новыми по­селенцами до тех пор, пока не привыкнут они к климату и особенно между переселенцами русскими. Есть помещи­ки, кои в первые годы потеряли более половины их кре­стьян, приведённых ими из Малороссии, и почти всех, ко­торые из России» [226] . На такие условия, на эту смертность как раз и рассчитывал Чичиков, затевая своё «дельце».

226

Цит. по: Кабузан В. М.Украинцы в мире. Динамика численности и расселения. 20-е годы XVIII века — 1989 год. Формирование этниче­ских и политических границ украинского этноса. М., 2006. С. 149, 174-175.

Чуть лучше «знает» Гоголь Правобережье: это Канев, Черкассы, Немиров и Умань, через которую Тарас Буль­ба едет в Варшаву, надеясь спасти сына Остапа. Впрочем, Умань имеет черты если ещё не «чужого», то уж точно «другого» города — еврейско-польского местечка, где казака Бульбу, по понятным причинам, подстерегает опас­ность. «Свой» мир видится Гоголем в пределах границ Малороссии-Гетманщины с редкими языками-анклавами в «степь» и на Правобережье, близкими в силу общей с ней казачьей истории. «Полукочующий угол Европы», «южная первобытная Россия» — так характеризует он те земли, где творилась украинская история, в «Тарасе Бульбе» [227] .

227

Гоголь Н. В. ПСС. Т. 2. С. 46.

Но сквозь, казалось бы, общую казачью историю просту­пает разное историческое прошлое регионов. Даже у Гетман­щины и Запорожья интересы различны. Характерен эпизод аудиенции запорожцев и примкнувшего к ним кузнеца Вакулы у Екатерины II из «Ночи перед Рождеством». Просто­душный, но честныйкузнец своим восхищением ножками царицы и её «черевичками» фактически сорвал все планы запорожской делегации, приехавшей просить государыню «не губить Сечь». И сам этот эпизод, и поступок «несозна­тельного» Вакулы комментаторами из числа адептов украинства расценивается чуть ли не как «предательство Украи­ны», как пример «прислужничества» местных людей перед Империей, ради своих корыстных целей («Оксан» и «череви­чек») предававших «дело независимости Украины».

Впрочем, подобные обвинения эти люди бросают всем, кто не разделяет их антироссийско-националистическую точку зрения, и в том числе самому Гоголю. Здесь интерес­но другое: то, что, как правило, выпадает из поля зрения. А было ли у Вакулы (представителя той самой бывшей Гетманщины-Украины) и запорожцев что-то общее, поми­мо языка? Запорожцы, направляясь с бумагами в столи­цу, проезжают черезего Диканьку. И это не просто кон­статация географических реалий. Запорожцы — это свой, но другоймир (недаром именно так они воспринимают­ся обитателями Диканьки и других местностей, где про­исходит действие «Вечеров»), мир, имеющий отношение к Украине, но не тождественный ей. «Хитрыйнарод!» — думает про них Вакула, когда запорожцы, прекрасно умея говорить по-русски, в разговоре с государыней нарочно переходят с грамотного языка на простонародный мужиц­кий («та спасиби, мамо!»). И точно так же цели запорожцев (сохранение самоуправления — ни о какой независимости они, как «верный народ», и не помышляют) для Украины в лице Вакулы не интересны и не так уж важны [228] .

228

Гоголь Н. В.ПСС. Т. 1. С. 235-238. («Ночь перед Рождеством».)

И это лишь прямое, географическое понимание про­странства Запорожья и Сечи и их взаимодействия с про­странством Украины. А у Гоголя таких пониманий мно­го больше [229] . Запорожье — это «другой» по отношению к Украине мир не только территориально или политиче­ски. Если Малороссия, олицетворяемая Диканькой или, скажем, хутором Тараса Бульбы, это «дом», то Сечь — его антипод, живущий другой жизнью, другими целями. Туда стекаются люди, по тем или иным причинам покинувшие «домашний» мир.

229

О некоторых аспектах см., например: Невольниченко С.Мир и анти­мир Запорожья в повести Н. В. Гоголя Тарас Бульба» // Вопросы ли­тературы. 2008. № 4. Июль — август. С. 243-263.